Антология современной швейцарской драматургии - [5]
Приходит Лоренц.
ХРИГЕЛЬ. Ну канеш. Было б чудо, если б ты хоть раз не приперся.
ЛОРЕНЦ. Хригель.
ХРИГЕЛЬ. А бате помогать опять потом буишь.
ЛОРЕНЦ. И откуда ты тока все знаешь. (Садится и закуривает сигарету; вызывающе смотрит на Хригеля.)
ХРИГЕЛЬ. Один хрен не потушишь свой бычок вонючий.
ЛОРЕНЦ. А Миша? Заболел?
ХРИГЕЛЬ. Заболел?
ЛОРЕНЦ. Живот болит башка грипп краснуха / корь ангина.
ХРИГЕЛЬ. Иди в жопу. (Раздраженно указывает на поле.)
ЛОРЕНЦ (удивленно смотрит на поле). Не хило, а?
ХРИГЕЛЬ. Пфойти на прошлой трене лодыжку вывихнул.
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). Итак, дорогие любители футбола, как мне только что стало известно, сегодня команда хозяев из-за поврежденной лодыжки любимчика генерального спонсора Пфойти вышла на поле в непривычном стартовом составе. Вместо света очей генерального спонсора возможность доказать свое мастерство с первых минут получил наш неграненый алмаз, непривычный к прожекторам, Миша. Это нас, конечно, радует, но в то же время и несколько удивляет, ведь все мы рассчитывали, что в подобной ситуации будет введен в бой наш заслуженный рубака Хригель. Что ж, дорогие друзья, несладко сейчас приходится нашему почетному запасному Хригелю.
ХРИГЕЛЬ. Слушай, а чо ты ваше каждую субботу сюда прешься, пялишься и всякую хрень несешь?
ЛОРЕНЦ. Хм?
ХРИГЕЛЬ. Чо те надо тут каждую субботу?
ЛОРЕНЦ. Хм?
ХРИГЕЛЬ. Алё?!
ЛОРЕНЦ. Да ваше понятно, чо вы все время летите, в смысле, четыре-три-три, это же каменный век просто. Надо играть четыре-четыре-два или лучше ваше три-пять-два, если хошь, штоб чо-ньть получалось.
ХРИГЕЛЬ. Заткнись, а то я те ща ввалю!
ЛОРЕНЦ. И персональная опека, да еще с либеро за линией обороны, — это ж каменный век, малыш. У вас должно быть четыре защитника в линии, а то и три, будь моя воля, но либеро по-любому должен играть перед линией обороны, иначе как же ему давать импульс атаке? Ну ладно, импульс туда — импульс сюда, вам без разницы, в смысле, у вас один хрен ничо вперед не проходит.
Хригель вскакивает и враждебно смотрит на Лоренца.
Хм?
ХРИГЕЛЬ (недолго колеблется; снова садится). Какое же ты чмо.
ХРИГЕЛЬ. За пивом не хошь прогуляться?
ЛОРЕНЦ. Чо это? Тоже бухнуть хошь?
ХРИГЕЛЬ. Ну ты ж по жизни ходишь.
ЛОРЕНЦ (вынимает пиво из кармана). Предматчевая подготовка, сечешь? (Открывает пиво.) Будем.
ЛОРЕНЦ. А Барби терь тоже сюда чаще ходит, чем к скаутам.
ХРИГЕЛЬ. Ага. Я чо-т не обращал внимания раньше.
ЛОРЕНЦ. А те не интересно, чо это она сюда чаще ходит, чем к скаутам?
ХРИГЕЛЬ. Ну, по ходу ей тут больше нравится, хрен ее знает.
ЛОРЕНЦ (смеется). Ага, это уж точно.
ЛОРЕНЦ. А если б тебя с самого начала играть выпустили, ты куда б хотел?
ХРИГЕЛЬ. В смысле, куда?
ЛОРЕНЦ. Ну, на какую позицию?
ХРИГЕЛЬ. А. Ну, я как-то об этом не думал.
ЛОРЕНЦ. В атаку, в оборону, в центр, на фланг, хоть примерно.
ХРИГЕЛЬ. Да просто играть хочу.
ХРИГЕЛЬ. Жанин тоже чаще приходит.
Лоренц пожимает плечами.
Но она уж точно не ради футбола ходит.
ЛОРЕНЦ. А нафига ж?
ХРИГЕЛЬ. Да она даж не в курсе, чо такое офсайд.
ЛОРЕНЦ. Кто знает.
ХРИГЕЛЬ. Спорим, она даж не знает, какая разница между персональной опекой и зональной.
ЛОРЕНЦ. Как будто ты знаешь.
ХРИГЕЛЬ. Не гони.
ЛОРЕНЦ. Хошь, я пойду спрошу, знает она или нет, какая разница между персональной и зональной опекой.
ХРИГЕЛЬ. Чо, втюрился, штоль?
ЛОРЕНЦ. Так пойти спросить?
ХРИГЕЛЬ. Втюрился, да?
ЛОРЕНЦ. Мне идти спрашивать или не идти?
ХРИГЕЛЬ. Если те не слабо.
ЛОРЕНЦ. Те это интересно или нет?
ХРИГЕЛЬ. Да те все равно слабо.
Лоренц встает и уходит.
ХРИГЕЛЬ (смотрит вслед Лоренцу). Ему все равно слабó. Наверняка просто с Мишиной мамкой поздоровается.
Короткая пауза.
Подумать тока. (Смеется.) Стоит там, как полный дебил.
Короткая пауза.
Ну канешно. Терь буит дурака валять. Как же иначе. Это ж все, на што он способен.
Короткая пауза.
Интересно, чо же они там ржут. Это уж ни в какие ворота.
Короткая пауза.
Да чо они так ржут?
Короткая пауза.
Так, хватит.
Короткая пауза.
Не лапай ее. Нехрен ее лапать.
Короткая пауза.
Еси ты ее еще хоть раз тронешь…
Короткая пауза.
Давно пора.
Лоренц возвращается на скамейку; садится рядом с Хригелем, почти не обращая на него внимания.
ХРИГЕЛЬ. Долго же ты выяснял, знают они, в чем разница, или не знают.
ЛОРЕНЦ. Ну, они просто не умеют так ясно выражаться, как ты, Хригель.
ХРИГЕЛЬ. Ну и? Они в курсе?
Лоренц пожимает течами. Короткая пауза.
Так чо они сказали?
ЛОРЕНЦ. Можешь пойти сам спросить.
ХРИГЕЛЬ. Да хорош штоль.
ЛОРЕНЦ. Если те не слабо.
ХРИГЕЛЬ. Да чо ты бузишь. Не можешь просто сказать, чо они ответили?
ЛОРЕНЦ. А чо те это так интересно?
ХРИГЕЛЬ. Мне это ваше не интересно.
ЛОРЕНЦ. Втюрился, штоль?
ХРИГЕЛЬ. Иди в жопу.
ХРИГЕЛЬ. Как всегда, Мишина мать пришла смареть.
ЛОРЕНЦ. Ну, седня хоть не зря.
ХРИГЕЛЬ. Она реально на каждую игру приходит.
ХРИГЕЛЬ. Мой батя грит, он тоже придет посмареть, но тока тада, када я тоже буду играть.
ЛОРЕНЦ. Давай начистоту, Хригель. Седня опять та же фигня. Это ваще полный отстой, то, што вы творите на поле.
ХРИГЕЛЬ. Да нам просто не прет. А если када и прет, то по-любому какая-ньть фигня происходит.
ЛОРЕНЦ (подражая комментатору). А игроки жалуются, так сказать, на невезение неудачников.
УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.
Вслед за двумя автобиографическими романами «Любовник моей матери» и «Дневник моего отца» известный швейцарский писатель Урс Видмер сочинил новую книгу — «Жизнь гнома», в которой рассказывает о своем детстве. Главный герой — любимая игрушка автора, гном, который приносит удачу и охраняет своего маленького хозяина от всяческих бед.
Брат главного героя кончает с собой. Размышляя о причинах случившегося, оставшийся жить пытается понять этот выбор, характер и жизнь брата, пытаясь найти, среди прочего, разгадку тайны в его скаутском имени — Коала, что уводит повествование во времена колонизации Австралии, к истории отношений человека и зверя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На двенадцатый день рождения герой книги Карл получает в подарок книгу с чистыми страницами, куда он должен день за днем записывать историю своей жизни, которую после его смерти, согласно традиции, прочтет сын. Но случилось так, что книга пропала, и сын заново, во второй раз, пишет жизнеописание отца, человека незаурядного, страстного любителя книг. Его духовный мир неразрывно связан с творчеством Вийона, Стендаля, Дидро и других выдающихся французских литераторов прошлого, а в реальной жизни он — член группы художников-авангардистов, пламенных антифашистов.
Семейный микрокосмос глазами дочери, которая в день свадьбы кончает с собой. Она возвращается как дух, чтобы понять причины своего жизненного фиаско.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.