Антология современной швейцарской драматургии - [7]
Похоже, Хригель тоже не думал.
Короткая пауза.
С двух метров в пустые ворота, блин, это же стопроцентный гол, в смысле, если такой не забиваешь, то застрелиться и не встать.
ХРИГЕЛЬ (подбегая к скамейке). Быстрей! Попить!
Миша протягивает Хригелю бутылку с водой.
ЛОРЕНЦ. Он же те на ногу лег, Хригель.
Хригель, не обращая внимания, пьет.
Лучше и лечь не мог, Хригель.
ХРИГЕЛЬ (перестает пить). Два метра, пустые ворота, и выше, это ж надо умудриться. Надо было еще добежать. (Возвращает Мише бутылку.) Пасибо. (Убегает обратно на поле.)
МИША. Смари, там Барби.
ЛОРЕНЦ. И чо?
МИША. Смари.
ЛОРЕНЦ. А рядом с ней Жанин, как всегда. Видал уж.
МИША. Как те Барби ваще?
ЛОРЕНЦ. Ничо так.
МИША. Она на меня запала, ты в курсе?
ЛОРЕНЦ. Я тоже подумал.
МИША. Но?
ЛОРЕНЦ. Я б не был так уверен.
МИША. Почему?
Лоренц пожимает плечами.
Она ж все время приходит смареть.
ЛОРЕНЦ. Ну, ты не один такой играешь, и на скамейке не один сидишь.
ЛОРЕНЦ. Я соберу группу.
МИША. Канешно.
ЛОРЕНЦ. Канешно. Буду петь.
МИША. Чо эт ты вдруг решил?
ЛОРЕНЦ. Давно об этом думал, што надо собрать, и вот терь соберу.
МИША. Вот так просто?
ЛОРЕНЦ. Думаю, гитариста я быстро найду. И барабанить тоже каждый второй хочет. Тока свистни, што есть группа и нужен драммер, сразу очередь выстроится. Ладно, с басистом мож быть посложнее. Если чо, я и сам могу на басу. Репетировать можно у меня дома в подвале. А потом буим давать концерты. Сначала в приходском зале, пастора я уболтаю, а потом на больших площадках. И я знаю одного чувака, который знает другого чувака, у которого брат работает на студии звукозаписи, он придет нас послушать, и захочет записать с нами диск, и мы запишемся у него, хотя у нас и другие предложения будут, даже получше, но мы запишем диск у него, и диск станет хитовым, это я уже заранее знаю, мы попадем в чарты на первое место, сечешь, намба уан…
МИША. Смари!
ЛОРЕНЦ. Чо?
МИША. Смари, ща забьет!
ЛОРЕНЦ. Если не просрет опять.
МИША (кричит). Мочи, Хригель, мочи уже!
ЛОРЕНЦ. Ща посморишь, опять протелится, пока не просрет.
МИША (вскакивает). Бей, Хригель, бей!
ЛОРЕНЦ (с трудом сдерживая эмоции). Ну вишь, вишь! Щас ототрут его.
Миша застывает в напряжении.
Если повезет, то угловой заработает. В лучшем случае.
МИША (собирается снова сесть). Терь уже поздно. Жалко, Хригель, было б клево.
ЛОРЕНЦ. Я ж сказал. Я ж сказал / опять…
МИША (неожиданно подпрыгивает). Гооол!!!
ЛОРЕНЦ(не удержавшись). Вот так!
ХРИГЕЛЬ (ликуя, подбегает к скамейке). Да! Да! Да! Дааааааааа! (Обнимает Мишу.)
Миша обнимает Хригеля.
ЛОРЕНЦ (снисходительно хлопает Хригеля по плечу). Неплохо, Хригель. Серьезно. Совсем неплохо. Хоть гол престижа.
Игра третья
Хригель и Миша снова вместе сидят на скамейке.
ХРИГЕЛЬ. Я в самой жопе нашего клуба.
МИША. А чо ты тада еще в клубе?
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Ну, если те тут так паршиво, можешь завязать.
ХРИГЕЛЬ. А ты?
МИША. Чо я?
ХРИГЕЛЬ. Те-то не лучше тут.
ХРИГЕЛЬ. В кои-то веки он наконец-то дает шанс; наконец-то играешь, причем неплохо, очень даже неплохо, я считаю, правда? Ты видел кого-нить, кто отдал игре больше, а? Я — нет. Носишься, как мустанг, борешься, как чемпион, пасуешь, как бог… Тока остановил чужую атаку, сразу начинаешь свою. И там, и тут, и ваше везде… Легкие, как паровоз, ноги чугунные, и техника как… ну, как у Пеле!
Короткая пауза.
Ну ладно, неточная передача, но, блин, всего одна. С кем не бывает.
МИША. Холодно седня, да?
ХРИГЕЛЬ. Ну да, стремно вышло, но я ж думал, сзади Мозер стоит.
М И ША. Щас точно дождь пойдет.
ХРИГЕЛЬ. Просто стремно получилось, што они как раз после этого гол забили.
МИША. А то мож даже и град.
ХРИГЕЛЬ. Пипец как стремно, што они именно тада гол забили.
МИША. Я бы не удивился.
ХРИГЕЛЬ. Ладно, мож, зря я на Пфойти наорал. Он правда ничо не мог сделать.
МИША. Здесь, на скамейке, жопу отморозить можно.
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Чо?
ХРИГЕЛЬ. Холодно пипец, да?
МИША. Угу. (Двигается ближе к Хригелю.)
МИША. Новые бутсы?
ХРИГЕЛЬ. Батя подарил.
МИША. Неслабо.
ХРИГЕЛЬ. Нравятся?
МИША. Угу. Они такие… (Пожимает плечами.) новые как бы.
ХРИГЕЛЬ. Натуральная кожа.
МИША. Да лан?
ХРИГЕЛЬ. Я их еще намазал. (Протягивает Мише ногу в бутсе.) Потрогай.
Миша касается бутсы Хригеля.
Качество супер, да?
МИША. Угу. Клевые.
ХРИГЕЛЬ. А шипы какие.
МИША. Шипы?
ХРИГЕЛЬ. Видал? Алюминий.
МИША. Мм. Алюминий.
ХРИГЕЛЬ. Самый лучший алюминий, какой тока бывает.
МИША. Наверняка дорогие.
ХРИГЕЛЬ. Наверняка.
МИША. Представляю.
ХРИГЕЛЬ. Но мой батя сказал, терь, када я играю с самого начала, мне нужны настоящие бутсы.
МИША. Хм.
ХРИГЕЛЬ. Потому што я играю с самого начала.
МИША. По-моему, и тут не так уж плохо.
ХРИГЕЛЬ. Он понятия не имеет.
МИША. Серьезно.
ХРИГЕЛЬ. Ваще никакого понятия.
МИША. Мне кажется…
ХРИГЕЛЬ. С самого начала на скамейке, блин.
МИША. Но нам же тут нормально, нет?
ХРИГЕЛЬ. Все время тока на скамейке, сраноежболотосука!
МИША. Мне нормально тут.
ХРИГЕЛЬ. Чо?
МИША. Чо?
ХРИГЕЛЬ (сует бутсы Мише под нос). Они те нужны?
МИША. Чо?
ХРИГЕЛЬ. Да-да, можешь взять.
ХРИГЕЛЬ. Я пошел, меня это достало, я сваливаю. (Встает.)
МИША. Ты ж не можешь просто взять и уйти.
ХРИГЕЛЬ. Еще как могу, все равно у меня еще встреча.
МИША. Встреча?
УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.
Вслед за двумя автобиографическими романами «Любовник моей матери» и «Дневник моего отца» известный швейцарский писатель Урс Видмер сочинил новую книгу — «Жизнь гнома», в которой рассказывает о своем детстве. Главный герой — любимая игрушка автора, гном, который приносит удачу и охраняет своего маленького хозяина от всяческих бед.
Брат главного героя кончает с собой. Размышляя о причинах случившегося, оставшийся жить пытается понять этот выбор, характер и жизнь брата, пытаясь найти, среди прочего, разгадку тайны в его скаутском имени — Коала, что уводит повествование во времена колонизации Австралии, к истории отношений человека и зверя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На двенадцатый день рождения герой книги Карл получает в подарок книгу с чистыми страницами, куда он должен день за днем записывать историю своей жизни, которую после его смерти, согласно традиции, прочтет сын. Но случилось так, что книга пропала, и сын заново, во второй раз, пишет жизнеописание отца, человека незаурядного, страстного любителя книг. Его духовный мир неразрывно связан с творчеством Вийона, Стендаля, Дидро и других выдающихся французских литераторов прошлого, а в реальной жизни он — член группы художников-авангардистов, пламенных антифашистов.
Семейный микрокосмос глазами дочери, которая в день свадьбы кончает с собой. Она возвращается как дух, чтобы понять причины своего жизненного фиаско.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.