Антология современной французской драматургии. Том II - [123]
Но в тот вечер я услышала, как моя подруга сказала своему отцу нечто,
что
смутило меня еще больше.
Я услышала, как моя подруга рассказывает отцу
о своем так называемом положении на «Норсилоре».
Которое, по ее словам, с каждым днем меняется к лучшему.
У нее должность на предприятии, говорила она.
И тут я поняла, что моя подруга не говорила отцу правду о настоящем положении дел.
Моя подруга врала своему отцу.
Убеждая его, что работает на «Норсилоре».
Но зачем?
Так чем же для моей подруги настоящий мир отличался от поддельного?..
Теперь я уже не знаю, что и думать
о тех временах.
Единственное, в чем я еще уверена, да и то не очень, это во внешнем сходстве отца моей подруги и его брата, дяди моей подруги, которое, между прочим, никогда не переставало интриговать меня, потому что как же это объяснить?!
Эти двое мужчин не были одной крови.
Эти два брата не были кровными братьями.
В тот вечер моя подруга продолжала разговаривать со своим отцом допоздна, глядя на экран моего телевизора.
Назавтра
моя подруга попросила меня зайти к ней,
чтобы
полюбоваться
ее новой покупкой.
А именно
замечательным новым телевизором.
К чему такие траты?
Когда ей самой грозило выселение.
И когда кровать, на которой спал ее ребенок, нельзя было даже назвать кроватью.
Размышляя обо всем этом,
я обернулась
и увидела,
да, я точно могу сказать,
что я увидела отца моей подруги,
и я знаю, что моя подруга тоже увидела его.
Заметив вошедшую сестру, моя подруга поняла свою ошибку.
Разочарование было огромным.
Мы в который раз были одурачены внешним сходством.
Моя подруга задолжала своему дяде большую сумму денег.
А в то утро она легкомысленно похвасталась
приобретением нового телевизора перед сестрой,
которая на самом деле не была такой уж злюкой.
Иногда все же бывает нелишним и смолчать.
Быть может, моя подруга была не в своем уме?
Именно это и утверждал ее дядя, когда мы остались с глазу на глаз.
Эта мысль причиняла мне большие страдания.
Умерший отец моей подруги и дядя моей подруги были действительно внешне очень похожи. В этом и, подчеркиваю, только в этом я совершенно соглашалась с моей подругой.
Она недоумевала: как такое возможно, чтобы два человека, настолько похожие внешне, были бы такими разными.
Один — такой хороший, другой — такой плохой.
Она из-за этого плакала.
Работая, я частенько
перебирала в голове все те события,
которыми жила вне работы.
Перебирала в голове наши с подругой разговоры об этой жизни,
которой, как нам кажется, мы живем и которая вроде бы ненастоящая,
и о смерти, напротив, самой настоящей, более того, которая и есть сама жизнь…
Наверное, я уставала все сильнее,
и боль
в спине
почти не отпускала меня.
Иногда она поднималась вверх
до самого затылка,
и мне приходилось терпеть,
терпеть дни и месяцы напролет,
стиснув зубы, чтобы не кричать от этой боли…
Конечно, чтобы как-то подбодрить себя, достаточно было вспомнить всех тех,
кто
сидел без работы,
кому не повезло так, как мне…
Такие мысли
помогали…
Но
было тяжело,
да,
тяжело,
иногда,
несмотря ни на что…
Настоящая жизнь или ненастоящая.
Боль в спине сделалась такой нестерпимой,
что после работы я была уже не в состоянии выйти из дома.
Неприятнее всего было то, что я больше не могла обойтись без посторонней помощи.
Когда накатывал приступ, все мое тело вытягивалось и деревенело, я могла, например, упасть и остаться лежать на полу собственной кухни.
К счастью, подобные приступы случались со мной только дома.
Моя подруга была мне настоящей опорой.
Вечера проходили один за другим.
Однажды вечером моя подруга все же была вынуждена поручить меня тому, кого она по-прежнему называла своим взрослым сыном, хотя ей никто не верил.
Меня это слегка удивило.
Я по-прежнему знала его недостаточно. Он тоже работал на «Норсилоре», но нас там работало около двадцати тысяч.
О его прошлом ходили самые страшные слухи,
слухи о тюрьме,
а некоторые даже утверждали, что знают, за что его судили: за убийства,
убийства женщин…
Это вам не пустяки.
Проверить, разумеется, мы ничего не могли,
но симпатии к нему я не испытывала.
Благодаря проведенным вместе вечерам,
признаюсь честно,
я увидела в нем человека,
гораздо более отзывчивого, чем добрая половина мужчин, работавших со мной на предприятии.
Однажды вечером впервые случилось нечто такое, что я не вполне смогла объяснить самой себе,
но затем все вернулось на свои места.
К счастью, так как при нем я пережила
несколько чудовищных приступов боли.
И все же именно этот день я считаю началом того пути, который привел нас к катастрофе,
наделавшей столько бед
и даже повлекший за собой мой окончательный разрыв с подругой.
Не скрою, политика меня не интересует,
но однажды проходили местные выборы,
и дальний родственник моей подруги, которого мы немного знали,
выдвинул свою кандидатуру.
Он приходил к людям домой,
чтобы представить им свою так называемую
программу
на случай, если его изберут.
Нам это льстило,
ведь впервые у нас появилась возможность познакомиться с политическим деятелем.
Он действительно оказался человеком исключительным,
обладавшим множеством талантов, в чем мы не раз имели случай убедиться.
Он как никто умел увлечь людей
и сам был страстно увлечен своим делом.
Сказать, что роман французского писателя Жоржа Перека (1936–1982) – шутника и фантазера, философа и интеллектуала – «Исчезновение» необычен, значит – не сказать ничего. Роман этот представляет собой повествование исключительной специфичности, сложности и вместе с тем простоты. В нем на фоне глобальной судьбоносной пропажи двигаются, ведомые на тонких ниточках сюжета, персонажи, совершаются загадочные преступления, похищения, вершится месть… В нем гармонично переплелись и детективная интрига, составляющая магистральную линию романа, и несколько авантюрных ответвлений, саги, легенды, предания, пародия, стихотворство, черный юмор, интеллектуальные изыски, философские отступления и, наконец, откровенное надувательство.
На первый взгляд, тема книги — наивная инвентаризация обживаемых нами территорий. Но виртуозный стилист и экспериментатор Жорж Перек (1936–1982) предстает в ней не столько пытливым социологом, сколько лукавым философом, под стать Алисе из Страны Чудес, а еще — озадачивающим антропологом: меняя точки зрения и ракурсы, тревожа восприятие, он предлагает переосмысливать и, очеловечивая, переделывать пространства. Этот текст органично вписывается в глобальную стратегию трансформации, наряду с такими программными произведениями XX века, как «Слова и вещи» Мишеля Фуко, «Система вещей» Жана Бодрийяра и «Общество зрелищ» Г.-Э. Дебора.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации - потребительского общества - и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях.
Рукопись романа долгое время считалась утраченной. Через тридцать лет после смерти автора ее публикация дает возможность охватить во всей полноте многогранное творчество одного из самых значительных писателей XX века. Первый законченный роман и предвосхищает, и по-новому освещает всё, что написано Переком впоследствии. Основная коллизия разворачивается в жанре психологического детектива: виртуозный ремесленник возмечтал стать истинным творцом, победить время, переписать историю. Процесс освобождения от этой навязчивой идеи становится сюжетом романа.
Роман известного французского писателя Ж. Перека (1936–1982). Текст, где странным и страшным образом автобиография переплетается с предельной антиутопией; текст, где память тщательно пытается найти затерянные следы, а фантазия — каждым словом утверждает и опровергает ограничения литературного письма.
В сборник вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1960—1980-х годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.