Антология современной британской драматургии - [28]
ПОРЦИЯ. Их Стэйси отвезла.
РАФАЭЛЬ. Они хоть завтракали?
ПОРЦИЯ. Естественно, завтракали, ты за кого меня держишь?!
РАФАЭЛЬ. Да я просто спросил.
ПОРЦИЯ. А ты не спрашивай! Сам с ними возись, если они тебя так волнуют.
РАФАЭЛЬ. Ага, а ты пойдешь деньга зарабатывать.
ПОРЦИЯ. Да если ты больше ни пенса не заработаешь, мы этого даже не заметим. Чаю?
РАФАЭЛЬ. Не надо.
ПОРЦИЯ. На фабрике дела?
РАФАЭЛЬ. Ага.
ПОРЦИЯ. А у меня сегодня день рожденья.
РАФАЭЛЬ. Да ну?
ПОРЦИЯ. Тридцатник — полжизни позади.
РАФАЭЛЬ. Сердце кровью обливается.
ПОРЦИЯ. Выпей со мной — за день рождения.
РАФАЭЛЬ. Совсем с ума сошла, пить в такую рань.
>ПОРЦИЯ демонстративно наливает себе еще.
ПОРЦИЯ. Твое здоровье!
>РАФАЭЛЬ вынимает из кармана коробочку и бросает ей.
РАФАЭЛЬ. Я вот зачем вернулся. С днем рожденья, Порция.
ПОРЦИЯ. Думала, ты забыл.
РАФАЭЛЬ. Неужели?
>ПОРЦИЯ раскрывает коробочку — там вульгарный бриллиантовый браслет. Она несколько смущена его блеском. У нее вкус не в пример тоньше.
ПОРЦИЯ. Бриллианты.
РАФАЭЛЬ. Почему бы и нет?
ПОРЦИЯ. Спасибо, Рафаэль, очень красиво.
>Стоит и смотрит на браслет.
РАФАЭЛЬ. Порция!
ПОРЦИЯ. А?
РАФАЭЛЬ. Да что с тобой?
ПОРЦИЯ. Ничего.
РАФАЭЛЬ. Ничего… Ладно, тогда я поехал. Убери, чтоб не валялся, — все-таки в пять штук мне обошелся.
>РАФАЭЛЬ выходит. Снова звучит голос ГАБРИЭЛЯ. ПОРЦИЯ слушает его с минуту, потом ставит CD-диск, чтобы заглушить голос. Голос ГАБРИЭЛЯ стихает. ПОРЦИЯ выходит.
>Входит МЭГГИ МЭЙ ДОРЛИ, пожилая проститутка. На ней черная мини-юбка, черные колготки, белые туфли на шпильках, вызывающая блузка и много дешевой бижутерии. Она несет большой сверток, во рту у нее сигарета. За ней входит СЕНШИЛ ДОРЛИ, ее муж. Он вдвое ниже ее, щуплый, суетливый, милый.
СЕНШИЛ >(спешит за ней, пританцовывая). Киска, дай я понесу!
МЭГГИ >(не вынимая сигареты). Ничего, котик. Донесу. Тебе же врач говорил — береги сердце. >(Кричит.) Порция!
СЕНШИЛ. Ты уверена, киска?
МЭГГИ. Ясное дело, котик.
СЕНШИЛ >(кивает на сверток). Все, ставь здесь, киска.
МЭГГИ. Да все нормально, котик. Порция!
СЕНШИЛ. Не сорви голос, киска.
МЭГГИ. Порядок, котик. Вынь сигарету у меня изо рта, дым в глаза лезет.
СЕНШИЛ >(вынимает сигарету у нее изо рта). Затянешься еще, киска, или выкинуть?
МЭГГИ. Ага. >(Он дает ей затянуться.) Может, она ушла?
СЕНШИЛ. Но машина-то ее около дома. Присядь, киска, у тебя же варикоз, не стоит тебе шпильки носить, сколько раз я тебе говорил, киска.
МЭГГИ. Порция!
ПОРЦИЯ >(за сценой). Что?
СЕНШИЛ. Она дома, киска!
МЭГГИ. Это твоя старая тетка!
ПОРЦИЯ. Минутку, я сейчас.
МЭГГИ. Прикури-ка нам сигаретку, Сеншил.
СЕНШИЛ >(суетливо прикуривает). Ты слишком много куришь, Мэгги Мэй, и ты уже пять лет не проверяла легкие.
МЭГГИ. Проверю, котик, проверю.
СЕНШИЛ. Когда?
МЭГГИ. Скоро.
СЕНШИЛ. Мне уже надоело записывать тебя к врачу, Мэгги Мэй.
МЭГГИ. Конечно, котик, еще бы не надоело.
СЕНШИЛ. Ну как ты не понимаешь, я не позволю садиться мне на шею, Мэгги Мэй.
МЭГГИ >(не слушает). Знаю, котик.
СЕНШИЛ. Какой мне от тебя от мертвой толк, Мэгги Мэй, в этом все дело.
МЭГГИ. Да я вроде еще жива, Сеншил, жива еще.
>Входит ПОРЦИЯ в юбке, свитере и сандалиях. В Акте первом и Акте третьем она одета одинаково.
Наконец-то.
ПОРЦИЯ >(целует МЭГГИ МЭЙ). Как дела, Сеншил?
СЕНШИЛ. Замечательно, спасибо, а у тебя, Порция? Чудесный день, чудесный, чудесный, в такой день пускать быка к телкам, барана к овцам…
МЭГГИ >(оборачивается к нему). Был бы тут хоть один бык… Порция, с днем рожденья. >(Протягивает сверток.)
ПОРЦИЯ. Ой, не стоило, Мэгги Мэй.
МЭГГИ. Крестница все-таки, да, Сеншил?
СЕНШИЛ. Да, киска.
ПОРЦИЯ. А что это?
МЭГГИ. Разверни и посмотри.
>ПОРЦИЯ освобождает от обертки метрового кот из белого фаянса, стоящего на задних ногах.
ПОРЦИЯ >(смеется). Боже мой, вот сяду на него и ускачу куда глаза глядят.
МЭГГИ. Об этом я и подумала, когда его увидела.
СЕНШИЛ. В магазине садовых принадлежностей купили.
ПОРЦИЯ. Он мне нравится, Мэгги Мэй. Ты ужасно добрая.
МЭГГИ. Мы с Сеншилом на него скинулись.
СЕНШИЛ. Заварить чаю, киска?
МЭГГИ. Завари себе, котик. А я выпью бренди, если Порция предложит.
ПОРЦИЯ. Конечно.
СЕНШИЛ >(вынимает из кармана пачку диетического печенья, предлагает всем). Хочешь, Порция?
ПОРЦИЯ. Нет, Сеншил.
МЭГГИ. Спасибо, в другой раз, котик.
СЕНШИЛ. Ты ведь не против, что я со своим печеньем, Порция?
МЭГГИ. Да с чего бы ей быть против, котик? Как будто Порция не знает, что у тебя сердце ни к черту.
СЕНШИЛ. Понимаешь, стоит мне съесть хоть одну шоколадную печенюшку, стоит хоть одной капле шоколада превратиться в сгусток, и этот сгусток ка-ак попадет мне прямо в сердце… >(Многозначительная пауза.) И я труп.
МЭГГИ. Кушай, кушай свое печенье, Сеншил, вот что я тебе скажу.
СЕНШИЛ. Хорошо, хорошо, киска.
>СЕНШИЛ уходит.
МЭГГИ. Чего-то у тебя настроение ни к черту, Порция.
ПОРЦИЯ >(пьет). Правда?
МЭГГИ. У тебя все-таки день рождения.
ПОРЦИЯ. А-а.
МЭГГИ. Рафаэль нормально с тобой обращается?
ПОРЦИЯ. Угу.
МЭГГИ. Это хорошо. А как дети?
ПОРЦИЯ. Да они уже почти взрослые, Джейсону в декабре двенадцать, Питеру — десять, да и Квинтин в школу пошел. Слишком рано я их завела, замуж-то вышла в семнадцать. Как меня угораздило?
МЭГГИ.
Герои «Калеки с острова Инишмаан» живут на маленьком заброшенном ирландском острове, где все друг друга знают, любят и ненавидят одновременно. Каждый проклинает свою долю, каждый мечтает уехать, но не каждый понимает, чем может обернуться воплощение мечты. Калеке Билли, самому умному и в то же время самому несчастному жителю острова, выпадает шанс изменить жизнь. Именно он, живущий на попечении двух странноватых тетушек и мечтающий узнать тайну своего рождения, отправится на Фабрику Грез вслед за голливудскими режиссёрами, затеявшими съемки фильма об ирландских рыбаках.
«Череп из Коннемары» — жесткая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию Мак-Донаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.Главное действующее лицо — Мик Дауд, линэнский могильщик, должен в компании с братьями Хэнлон извлечь из могилы тело своей жены, погибшей семь лет назад при таинственных обстоятельствах. Все жители городка подозревают самого Мика в убийстве.
«Мартин Макдонах действительно один из великих драматургов нашего времени. Глубочайший, труднейший драматург Ничем не проще Островркого, Чехова, Олби, Беккета. Его «Человек-подушка» глубже, чем любые политические аллюзии. Там есть и мастерски закрученная интрига, и детективная линия – так что зрители следят просто за выяснением тайны. Но там есть еще и напряженная работа мысли. Пьеса об ответственности за слово, о том, что вымышленный мир способен быть сильнее реальности. О том, что в самом жутком мире, где все должно закончиться наихудшим образом, все-таки есть чудо – и оно побеждает неверие в чудо».Кирилл Серебренников.
В пьесе действие происходит не в мифопоэтической Ирландии, а в современной Америке. МакДонах предлагает дерзкую, ироничную, уморительно смешную и, действительно, чрезвычайно американскую историю. Здесь стреляют, угрожают взрывом, кидаются отрезанными руками и все потому, что 27 лет назад Кармайкл из Спокэна при загадочных и невероятных обстоятельствах потерял руку, которую на протяжении всех этих лет он маниакально пытается вернуть… Но комическая интрига усложняется еще и тем, что помощниками и противниками Безрукого в его бесконечном американском путешествии на короткий отрезок времени становятся афроамериканец, приторговывающий марихуаной, его белая подружка и шизофренический портье.
«Лейтенант с острова Инишмор» – эксцентричная пьеса с обилием крови и различного рода ругательств. Падрайк, младший лейтенант ирландской освободительной армии, разочаровывается в своих напарниках и образует отколовшуюся группировку. Он отчаянно патриотичен, но крайне жесток в достижении своих целей. На родине, откуда он уехал пять лет назад, его называют не иначе, как «бешеный Падрайк». Однажды лейтенант узнает, что его любимому коту, которого он оставил на острове, неожиданно стало плохо. То-то не поздоровится отцу лейтенанта и подростку Дэйви, оказавшимся с котом в его предсмертную минуту, когда Падрайк, побросав все свои террористические дела, вернется домой.
«Сиротливый Запад» — жестокая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию МакДонаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.На сцене — парадоксальное, гипнотическое соединение корриды и шахматной партии. В фокусе внимания — два брата, бездонные пропасти их травмированных душ, их обиды и боль, их жажда и неспособность Полюбить и Понять. Почти гротесковая комедийность неожиданно срывается в эмоциональную и нравственную бездну.
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
Это не пьеса, это сборник текстов для пения и декламации. Все, что написано — кроме заголовков, — должно произноситься на сцене, все входит в текст.Нет здесь и четко обозначенных действующих лиц, кроме Души, мертвого Вора и Ювелира. Я понятия не имею, сколько должно быть врачей, сколько женщин, сколько бабок в хоре, сколько воров — приятелей убитого. Для меня они — голоса во мраке, во мраке ночи. Пропоют свое и замолкают. Еще должны кудахтать куры и выть собаки. Так мне это слышится.Анджей Стасюк.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.