Антимир - [11]

Решили устроить небольшой праздник вечером, пригласить соседей и Машину подружку Надьку Саблину с детьми и мужем, со всем семейством не принципиально, придёт одна ну и хорошо.

— Мам, давай я тебе помогу, — предложила Маша.

— Да в чём же ты мне поможешь? И так всё готово, ждали. Отдыхай, сходи в сад, на гумно, с хозяйством ознакомься, — категорично возразила мать.

Мария вышла в сад. Фруктовые деревья, которые она помнила и любила в детстве очень сильно постарели, некоторых не стало вовсе, спилили. На тех, которые ещё остались, виднелись зелёные мелкие яблоки, лишь только белый налив местами пожелтел и укрупнился. Она подняла одно такое яблоко и, вытерев его о полы халата, надкусила.

Вкус оказался кисло-сладким, таким, который она любила и помнила.

— Вот за этим и стоило ехать, — произнесла она вслух, прожёвывая и глотая мякоть яблока.

Неожиданно для себя она остановила процесс жевания и посмотрела на откусанный плод, и с горечью подумала: "Врёшь! Сама себя пытаешься обмануть!"

Она подошла к пню от спиленного дерева и села на него, вытянув по траве ноги и положив руки на них.

Маша поняла, зачем она ехала в родительский дом. Ей ещё вчера вечером за столом хотелось сесть матери на колени, обнять шею руками, прислонить голову к груди и заплакать. И чтобы мама погладила её по головке, покачала как маленькую и, поцеловав в макушку, произнесла как обычно: "Ничего дочка, перемелется мука, будет", — или другое, "До свадьбы заживёт".

— До какой свадьбы, мама? — вслух сказала Мария и, опомнившись от звука своего голоса, встала и посмотрела вокруг, убедившись, что её никто не слышал, запустила в сердцах надкусанное яблоко в сторону обветшалого соседского штакетника. Нет, не имеет она право грузить стареньких родителей своими проблемами, она их слишком любит, чтобы расстраивать, нет, не имеет.

И она не заметила, как начала разговаривать сама с собой, нет, конечно, раньше случалось, что она мысленно ставила сама себе вопросы и отвечала на них, или когда приходили иные мысли, как характеризовал такое Хрусталёв, подключалась к мыслительному каналу и прослушивала его. Сейчас и здесь в саду она просто говорила вслух.

— Может позвонить ему?

— Зачем?

— Чтобы услышать его голос.

— Зачем?

— Хм…, потому что хочу.

— А хочет ли он?

— Не знаю, не уверена.

— Тогда не звони, пообщайся телепатически.

— Нет браслета, да и не делали мы с ним такого, и голоса не услышу.

— Что означает голос?

— Голос — это он.

— Так что ты хочешь?

— Хочу, чтобы любил меня, как раньше.

— Раньше когда?

— Тогда, до того как.

— А ты уверена, что тогда любил?

— Не знаю.

— Вот видишь, ты снова обманываешь себя.

— Нет, — этого не может быть!

— Ты сама подумала о том.

— С кем ты тут разговариваешь? — услышала она за спиной голос отца.

Маша вздрогнула и повернулась. Она стояла у калитки, что ведёт к выходу из сада, отец приближался к ней по стёжке, протоптанной между садовыми деревьями при ходьбе на огород.

— Да так, сама с собой, да вот с деревьями, подружками детства, — нашлась, что ответить дочь и еле заметно покраснела и отстранилась, пропуская его.

— Ну, пошли, посмотришь огород, бахчи наши, — приглашал отец, снимая уже кольцо из проволоки со штакетин калитки и забора, удерживающее калитку в закрытом положении.

Они шагнули на гумно, так называли в селе участок земли, на котором размешался обычно картофельный и овощной огород, у некоторых бахчи и покос, с культивированным травяным набором для сена из эспарцета, клевера или люцерны.

"Да, зря я не взяла с собой браслет", — думала она, ступая за отцом след в след по огуречным грядкам и слушая его рассказ о том, что у них ещё посажено на этом и другом конце огорода.

"А может…?" — и она становилась как вкопанная от мысли пришедшей ей в голову прямо посреди огуречных плетей с слегка желтеющими листьями и торчащими тут и там плодами, отстав от отца и потеряв контакт с его тихим и скрипучим голосом.

"Нет, не стоит этого делать", — отмела она возникшую идею и скачками, перепрыгнув через плети, быстрым шагом стала догонять отца.

Вечером, управившись с делами, пожаловали в гости все пригашённые. Школьная подружка Надька пришла с мужем Анатолием и восьмилетним сыном, крестником Маши, Ромкой. У старшего сына Дениса в вечернее время были и свои интересные планы.

Надька здорово поправилась и выглядела, как положено в деревне выглядеть женщине за тридцать лет, дородной бабой.

Соседи, как и родители Марии, сильно состарились, и действительно соответствовали тем, кого часто по делу и без дела упоминали сами в разговоре:

— Нам старикам много ли надо? или нам старикам много ли осталось?

Стол по деревенским меркам был роскошным, кроме обычной деревенской пищи, припасённой и приготовленной специально матерью к приезду дочери, здесь присутствовали и городские продукты, привезённые самой Марией.

Гости сразу же старались попробовать городской еды: бутерброды с красной икрой и рыбой, шпроты, салями. Разлили по рюмкам спиртное, тоже сначала городское: вино матери и соседке тете Вале, коньяк всем остальным. Выпили за встречу, закусили и тут же налили по второй. Действие спиртного нашло отклик у гостей, они слегка раскраснелись, глаза заблестели и начались застольные разговоры, сначала тихие, а потом всё громче.