Антимир - [12]

После третьей стопки закончился коньяк, и Мария хотела пожертвовать второй бутылкой, предназначенной для своего похода по гостям, но мать достала своё, домашнее. Маша предложила разбавить его бальзамом, отказались отец и дядя Володя сосед: "Мы уж привыкли к своему, чистому", — пояснили они.

Четвёртую рюмку пили не все, только желающие, ими оказались все мужчины за столом, причём пожилые не отставали от молодого Анатолия, Надеждиного мужа. Они, потом слегка закусив, дружно вышли покурить во двор, на ходу обсуждая виды на урожай картошки и костеря при этом прожорливых личинок колорадского жука.

Оставшись женским коллективом за столом, Маша почувствовала, сейчас начнётся то, чего она собственно боялась.

И действительно первой, нарушая не то чтобы этикет, а скорей правила тактичности, задала вопрос не в бровь, а в глаз Надежда:

— Ты вот, что подруга, пока мужики вышли, колись, как там у тебя на личном фронте? Слышала, вроде бы вылечили твоего Витька?

— Вылечили, — неохотно и кратко отвечала Маша.

— А что же ты сюда его не привезла? — удивилась тётя Валя.

— Так он к своим поехал повидаться, — пояснила Мария.

— Вон оно как, так вы по родственникам каждый по себе ездите, — продолжала удивляться соседка.

Но самые каверзные вопросы следовали от подружки, недаром они во время болезни Виктора уже ссорились с ней на эту тему, но тогда они были тет-а-тет, а теперь рот ей закрыть при матери и соседке даже под градусом Маша постеснялась. Надька в своей прямоте развернулась на полную мощь и спросила:

— Так вы чё, спите с ним раздельно?

— Успокойся, спим вместе, — тихо ответила Маша и продолжила, — нам, получается, как бы заново нужно привыкать друг к другу.

— Интересные дела, он что, не помнит тебя? — наседала Надька.

— Почему, помнит, но всё не так просто, — отбивалась она.

— Сдаётся мне, что и другую он помнит, поехал сравнивать, так сказать пробелы устранять, — вырвалось у подруги.

За столом повисла гробовая тишина. Маша почувствовала, как заполыхало её лицо, и подкатил ком к горлу. Она не знала, что ответить и как себя вести в такой ситуации, будь она моложе, возможно закрыла бы лицо руками и разрыдалась как все девчонки, но ей уже не семнадцать и нужно думать не только о себе. Она взглянула на мать, лицо её было неподвижно и бело как полотно. В этот момент открылась входная дверь и вошедшие мужики, усаживаясь на свои места за столом, прервав паузу, голосом отца Анатолия Андреевича весело спросили:

— Что девицы пригорюнились, как на похоронах сидите, давайте выпьем и поговорим по трезвому.

На этот раз выпили все, и застолье, не смотря на возникший во время перекура мужчин разрушительный для таких мероприятий разговор, продолжилось неожиданно весело и говорливо. Разошлись ближе к двенадцати, старики, не привыкшие так поздно ложиться два дня подряд, уже клевали носами, а у молодых на руках дети и хозяйство, да и вставать ни свет ни заря.

"Словно на исповеди побывала", — подумала о застольной встрече Маша, укладываясь в постель на перину.

Но душевного спокойствия ей такая исповедь не прибавила. Теперь она не боялась людской молвы, но червь сомнения и ревности уже подгрызал её уверенность в любимом изнутри: "Он не просто позабыл любовь к ней, он любит другую".

Утром она позвонила Инне и наделила её инструкциями на сегодня, а к одиннадцати часам удалилась в сад под предлогом подышать целебным воздухом.

Хрусталёв был пунктуален.

— "Как отдыхаете?"

— "Нормально".

— "Что я должен сделать с этой коробкой?"

— "Мне нужен только мой браслет".

— "Привести?"

— "Доставить".

— "Далеко, не получится".

— "У вас есть опыт".

— "Триста километров!"

— "Двести тридцать".

— "Я сначала должен посмотреть, где вы".

— "Смотрите".

Наступила пауза, во время которой Мария старалась не упустить того момента, когда за ней начнут подглядывать. Через несколько секунд она почувствовала, что кто-то со стороны соседского забора сверлит её взглядом. Она повернула голову в том направлении и поневоле напрягла зрение, стараясь обнаружить источник, излучающий любопытство. Но, ни у забора, ни далее в саду не было никого: ни людей, ни животных. Глаза подсказывали, что её ощущения обманчивы, но сами ощущения не пропадали, взгляд не был колючим и противным, но он всё же был.

"Вы меня видите?" — не выдержала она.

Молчок. Так прошло несколько секунд, затем воздействие невидимого ока ослабло, и пробился знакомый скан: "Вижу, но мне сложно общаться и держать обзор".

— "Браслет перед вами?"

— "Да".

— "Пробуйте",

— "Определите место".

— "Ладони", — и она вытянула перед собой руки, ладонями вверх.

Опять наступила пауза, невидимое око то ослабляло своё воздействие, то усиливало. Мария ждала и смотрела на раскрытые ладони. И вдруг она почувствовала, словно поймала ветер руками, будто напор воздуха уперся в её ладони и, отступив, оставил что-то, что имеет вес. Это что-то проявилось и оказалось браслетом.

— "Получилось!"

— "Я рад, но отключаюсь, устал".

Мария нацепила браслет на правое запястье и поняла, что воспользоваться им в полном смысле слова не сможет, ведь у них с Виктором после лечения не было ни одного телепатического контакта. Он панически боялся заниматься такими вещами, возможно, даже выбросил свой браслет, если бы не предупреждение, что есть вероятность после удаления от него браслета появления рецидива, а потеря памяти вновь и погружение в небытие, пугали его ещё больше.