— Саид опять в домик прораба ходил, сдаст падла.
— Напрасно ты про него так, Саид не такой.
— Да, не такой, не сейчас, так потом сдаст. Чего он тогда к прорабу таскается, не такой?
— Вот это мы и спросим, вон он идёт.
Рабочие, выпивая, смотрели в окно строительного вагончика. Сильный дождь лил четвёртые сутки, котлован, вырытый наполовину, уже заполнялся водой. Все работы по выемки грунта прекратились. Бригада, состоящая из бульдозеристов и экскаваторщика, простаивала, пьянствовала вместо работы.
Скрипнула дверь, шум дождя усилился, ворвавшись внутрь. Человек, в полиэтиленовой накидке, закрыл её за собой и выругался, снимая сапоги и накидку.
— Саид, — позвали с кухни домика вошедшего.
— Да Саша, — ответил тот, уже направляясь в другую половину, спальную.
— Ты зачем ходил к прорабу?
— За расчётом.
— Ты увольняешься?!
— Да, здесь нельзя работать, плохое место.
— С чего ты взял?
— Сам знаю.
— Это ему тот старый еврей нашептал, с которым он так любит якшаться, — включился в разговор второй хриплый голос.
— И дедушка Каин говорил, он дух, — подтвердил слова второго рабочего Саид.
— Что за дух? — продолжил первый голос.
— Дух камня.
— А, это тот камень, который ты вторую неделю не можешь с места сдвинуть? — ехидно закашлялся второй голос.
— Я его сдвигаю, а он обратно возвращается, а теперь и трактор сломался, — взвизгнул бульдозерист, прозванный за свою азиатскую внешность Саидом.
— А что сказал прораб по поводу камня? — невозмутимо расспрашивал первый голос.
— Он сказал, что этот камень в фундамент назло мне закатает.
— А что тебе дух камня сказал? — иронично спросил второй голос.
— Что здесь фрактал, переход, значит.
— Может портал? — засмеялся второй голос.
— Нет, он сказал фрактал.
— Оставьте бурята, давай лучше выпьем, — прорезался третий, более пьяный, голос.
— Слушай Иван, сколько раз тебе можно говорить, что я якут, и, вообще, зовут меня Сашей, — взорвался тирадой бульдозерист.
— Да ладно тебе, Саид, не парься, я пошутил, — миролюбиво ответил ему третий голос, которого назвали Иваном.
Рабочие загалдели, разговаривая между собой уже вполголоса:
— Ты знаешь, может Саид и дело говорит, он же внук шамана, не нравится и мне это место гиблое, — говорил третий голос.
— Ладно, наливай, — пренебрежительно ответил ему второй, — сейчас выпьем и разберёмся.
Глухой стук о стекло заставил молодого человека поднять светловолосую голову и посмотреть на вспыхнувший экран.
"Тревога на внешнем периметре", — выдал речевое сообщение электронный сторож.
Включились сканеры, и голографическая проекция окна, с прилегающим внешним пространством, сошла с экрана и материализовалась прямо перед ним.
По лоджии металась птичка, её голограмма порхала рядом на расстоянии вытянутой руки, казалось, протяни ладонь и поймай её, но молодой человек встал с удобного кресла и направился в другую сторону, — в сторону настоящего окна. Ему захотелось увидеть всё своими глазами, минуя цифровую обработку чувствительных сканеров.
Реальность уступала голографии в яркости, но воздействие шло не через глаза, что-то другое заставило его встать и приблизиться к оконному проему. Это что-то действовало изнутри, словно стук разбудил её доселе дремавшее, и оно затрепыхалось, как та птичка-синичка, представшая его взору.
Тем временем синичка, избравшая в качестве порхалища лоджию, испытала прыжками натяжение верёвок, те едва качнулись под её птичьим весом, покрутила головой в поисках съестного и, не найдя что клюнуть, улетела, обновив пейзаж.
"Встреча прошлого с будущим творит настоящее", — усмехнулся наблюдатель спонтанно-возникшему афоризму.
Прежняя картинка за стеклом зацепила Яна двумя несуразностями: бельевые верёвки и синичка-непоседа. Если первая — бытовая из прошлого, то вторая — в действительности природный каприз.
Верёвками на лоджиях уже давно не пользовались, и подыскать им новое функциональное назначение в две тысячи тридцать втором году сложно: стиральный автомат выдаёт уже выглаженное бельё в пакетах. По мнению молодого человека, вырвавшегося год назад из-под родительской опеки и теперь живущего самостоятельно, они, скорее всего, появились во время ремонта. Здание переводили из частного жилья в формат ведомственного общежития и, возможно тогда, именно в этой комнате обитали строители, наводившие лоск для будущих учащихся.
А вот по поводу капризов природы в молодой голове заискрились революционные мысли: "Не пора ли менять календарь?" Ведь с настоящим творилось неладное: он, то ускорялся, то тормозил; плавность хода постоянно нарушалась, делая его временной бег рваным и похожим на течение реки в гористой местности, реки, то убаюкивающей и обманывающей глаз где-то на плато, то терзающей ухо неистовым ревом на крутых порогах.
Сбой в календаре уже сказался на сезонных биоритмах — и пернатые тому подтверждение: в городе ранней осенью появились синички-разведчицы, предвещая лесным обитателям голод, а горожанам скорый приход зимы.
"Предсказательница будущего и разрушительница настоящего", — охарактеризовал он с улыбкой демарш синички.
