Анти-Макиавелли, или Опыт возражения на Макиавеллиеву науку об образе государственного правления - [64]
Рассмотрев, таким образом, все эти обстоятельства, я буду хвалить и того, кто строит крепости, и того, кто этого не делает; вместе стем я осужу того, кто, полагаясь на крепости, не посчитается с тем, что его ненавидит народ.
Глава XXI
Как поступать князю, чтобы его почитали
Ничто не внушает такого почтения к Князю, как великие предприятия и редкие примеры, которые он показывает собою. В наше время мы видим Фердинанда Арагонского, теперешнего короля Испании. Его почти можно назвать новым Князем, потому что из слабого короля он стал благодаря молве и прославленности первым государем христианского мира. Если вы будете размышлять о его подвигах, то найдете, что все они величественны, некоторые же необыкновенны. В начале своего царствования он напал на Гренаду[152], и это предприятие стало основой его мощи. Прежде всего, он подготовил дело спокойно, но боясь, что ему помешают, увлек им кастильских дворян, которые, отдавшись всеми мыслями этой войне, не думали о нововведениях; сам же тем временем приобрел высокое имя и власть над ними, чего они даже не заметили. Он мог на средства церкви и народа содержать войска и положить благодаря этой долгой войне начало собственной военной силе, которая впоследствии его прославила. Кроме того, чтобы получить возможность отважиться на еще более крупные предприятия, он, действуя всегда во имя веры, предался благочестивой жестокости, изгоняя из своего королевства марранов и разоряя их[153]. Не может быть примера более редкого и более удивительного – прикрываясь той же религией, он захватил Африку, потом двинулся в Италию и напал наконец на Францию; так он все время совершал и готовил великие дела, чем и держал умы подданных, занятых мыслью об их исходе, в состоянии непрерывного напряжения и преклонения. Эти его предприятия были так связаны одно с другим, что в перерывах между ними у людей никогда не было ни времени, ни возможности одуматься и начать ему противодействовать.
Точно так же Князю очень важно подавать собой редкие примеры в делах внутреннего управления, как рассказывают о мессере Бернабо из Милана[154]. Это нужно в тех случаях, когда кто– нибудь сделает в гражданской жизни нечто особенное, хорошее или дурное, и надо избрать способ наградить или наказать его, о котором много бы говорили. Но что важнее всего – Князь должен суметь каждым своим поступком создавать о себе молву как о великом и выдающемся человеке.
Далее, Князя уважают, если он настоящий друг или настоящий враг, то есть когда он без всяких оговорок объявляет, что принимает чью-нибудь сторону против кого-либо другого. Это всегда лучше, чем не вмешиваться, потому что если два твоих могущественных соседа сцепятся, то или они таковы, что при победе одного тебе придется бояться победителя, или нет. В обоих случаях тебе всегда полезнее выступить прямо и вести открытую войну, прежде всего потому, что если ты не выступишь, то всегда будешь добычей победителя на радость и удовлетворение побежденному и не будет тебе никакого оправдания, защиты и убежища. Ведь победитель не хочет иметь сомнительных друзей, которые не помогают ему в несчастии, а побежденный тебя не примет, так как ты не захотел с оружием в руках разделить его судьбу. Антиох по призыву этолийцев вступил в Грецию[155], чтобы изгнать оттуда римлян. Он отправил послов к друзьям римлян, ахейцам, чтобы уговорить их не вмешиваться, а римляне, со своей стороны, убеждали их поднять оружие совместно. Дело обсуждалось в Совете ахейцев, где посол Антиоха склонял их остаться в стороне. На это римский посол возразил: «Что касается разговоров этих людей о вашем невмешательстве в войну, то нет ничего более для вас вредного, – без признательности и чести будете вы добычей победителя».
Итак, всегда окажется, что тот, кто тебе не друг, будет домогаться от тебя невмешательства, а друг потребует, чтобы ты открыто выступил с оружием. Нерешительные князья, чтобы избежать опасностей в данную минуту, большей частью идут по пути такого невмешательства и большей частью погибают. Но если Князь смело примет чью-нибудь сторону и тот, к кому ты примыкаешь, победит, то хоть он и могуч, а ты в его власти, но он тебе обязан, и дружба установлена. Люди никогда не бывают настолько бесчестны, чтобы в этом случае быть твоими угнетателями, показав такой пример неблагодарности. Наконец, торжество никогда не бывает настолько полным, чтобы победителю можно было не считаться ни с чем, и больше всего со справедливостью. Если же твой союзник проиграл, он тебя примет, поможет по мере сил, и ты становишься товарищем его по судьбе, которая может повернуться к лучшему.
Во втором случае, когда воюющие таковы, что тебе не придется бояться победителя, тем более благоразумно присоединиться к кому-нибудь, потому что ты сокрушаешь одного из врагов с помощью того, кто должен был бы его спасать, будь он только умен; победив, он останется в твоей власти, а не одолеть при твоей помощи он не может. Здесь надо отметить, что Князя следует предупредить о том, чтобы он никогда не вступал в союз с более сильными, чем он сам, ради нападения на других, если, как сказано, его не принуждает необходимость; ведь при победе сильнейшего ты остаешься его пленником, а князья должны по возможности избегать зависимости от других. Венецианцы объединились с Францией против герцога Миланского, а они могли избежать этого союза, из которого вышло их собственное крушение. Но если уклониться нельзя, как было с флорентинцами, когда папа и Испания шли с войсками походом на Ломбардию
