Антарктика - [85]

— Это вы лично написали? — снова спросила моя незнакомка, восстановив растаявшее было облачко «духов и туманов».

— Лично. — Я почувствовал, что начинаю краснеть, и растерянно взглянул на продавщицу. Та, встретившись с моим взглядом, снова заполыхала, потрескивая корешками соломенных волос. Я поспешно отвел глаза. Незнакомка не вспыхивала, но дышала взволнованно.

— Это очаровательно! — проворковала она. — Встреча с поэтом! Расскажу Марии Федоровне — она с ума сойдет. Вот что, девушка! — Перлоновая незнакомка повернулась к продавщице: — Я сейчас же плачу. Заверните мне… Шесть! Нет! Пока не заворачивайте. Пусть товарищ поэт надпишет! — Поворот ко мне: — Я вам подскажу, какую кому.

— Восемнадцать рублей, — сообщила продавщица.

— Господи! Речь идет о поэзии! Вы отберите посвежее, а я побежала в кассу. — Незнакомка обдала меня ласковым взглядом и грациозно двинулась в сторону кассы.

Я впервые свободно вздохнул.

— Да! — закричала она через весь магазин уже от кассы. — Я возьму семь! Марии Федоровне нос утереть.

Девушка молча кивнула и откинула на маленьких школьных счетах еще три круглячка.

Публика окружала меня плотным любопытным кольцом.

Тонколицый юноша в пальто, перешитом из армейской шинели, молча протянул продавщице чек, а мне книжку.

Я благодарно кивнул.

— Как вас зовут?

— Толя. Анатолий Тимчук.

Это был первый в моей жизни автограф. Я писал его взволнованно, добросовестно — длинно. «Анатолию Тимчуку, с добрыми пожеланиями…»

— Это прекрасно, когда молодежь тянется к поэзии, — пропела над моим ухом она. — Лучше стихи, чем… Вы согласны, товарищ поэт?

— Согласен. — Я протянул книжку Анатолию Тимчуку, пожал его тонкую прохладную ладошку.

— Разрешите, теперь моя очередь. — Перлоновое плечо заслонило от меня обладателя первого автографа.

Незнакомку звали… Впрочем, какая она будет Незнакомка, если я скажу, как ее звали?

Я подписал почти под ее диктовку семь экземпляров «Синей границы». Ей лично — с пожеланием «солнечного счастья и любви»; ее мужу — с уважением и намеком, что «счастье не только в преферансе»; ее дочери Ирине — «с пожеланием успеха в учебе и победой на вступительных экзаменах в консерваторию»; ее сыну Валерику — «с товарищеским приветом и уверенностью в переходе в девятый класс без переэкзаменовки». Тут Незнакомка попыталась еще вставить тезис о вреде курения до совершеннолетия, но я «забрыкался», пробурчав что-то о невозможности столь утилитарного заземления поэзии.

— А Маяковский? — немедленно парировала она. — «Нигде, кроме как в «Моссельпроме»? Ну ладно! Не хотите, не надо! В конце концов курение — не самое страшное в наше время. Лучше уж папиросы, чем… Вы согласны?

— Согласен. — Я поспешно раскрыл на титуле пятую «Синюю границу». Она предназначалась живущей в Риге приятельнице Незнакомки. Надпись должна была содержать некий «тонюсенький», как просила Незнакомка, намек на близость и радость моего с ней знакомства.

— Кстати, вы женаты?

— Женат.

— Поторопились. Счастливы? Ну, ладно, ладно, не смотрите таким букой. Талант должен быть добрым, как сказал… Я понимаю, это не место для интимной беседы, но вы запишите мой телефон. У нас чудесная квартира. В центре. Можете заглянуть с друзьями. Пусть будет что-то вроде «Зеленой лампы». У меня, правда, торшер с гранатовым абажуром, но это, может быть, и хорошо. Самобытней, не правда ли?

Еще я надписал книгу для Аркадия Аркадьевича, живущего в Москве.

— У них в доме кое-кто бывает. — Незнакомка прикрыла глаза. Взгляд ее сквозь упавшие черным частоколом ресницы приобрел интригующую таинственность. — Представляете? Кое-кто входит, а у Аркадия Аркадьевича на крышке бара (у него чудесный домашний бар, чешский), на полированной крышке как бы нечаянно забытая ваша книга. А? Представляете? Трудно сказать, чем это может кончиться.

— Послушайте! Э-э… Может, не будем посылать Аркадию Аркадьевичу? Вдруг да… неважно кончится?

Незнакомка махнула рукой.

— Ради бога! Плохо вы знаете Аркадия Аркадьевича!

— Я его совсем не знаю!

— В том-то и дело! А… — тут она качнулась и, совсем смежив глаза, шепнула мне на ухо имя довольно известного поэта, — знаете?

Я кивнул.

— Так его Аркадий Аркадьевич вытащил.

— Откуда? — испугался я.

Она снова отмахнулась от меня рукой в черной кружевной перчатке.

— Вы как маленький, ей-богу! Пишите! Максимум теплоты, и вы еще услышите о себе.

Я начал мучительно придумывать автограф таинственному Аркадию Аркадьевичу. Что же ему пожелать?

— Кем он хоть работает? — спросил я, зайдя в творческий тупик.

— Н-не надо! — Незнакомка таинственно приподняла ажурный палец. — На этом не акцентируйте. Просто… пожелайте ему… успеха. Нет! Успеха у него хватает. Счастья?.. Нет! Жена это может превратно истолковать… Здоровья? Тоже не надо! Здоровье у него не ахти, но он, как всякий настоящий мужчина, бодрится… О! Пожелайте ему новых высот! Отличная мысль!

— Высот?.. Он альпинист?

— Гм… В некотором роде. Тут есть подтекст, улавливаете?

Я снова кивнул и закончил автограф Аркадию Аркадьевичу метафоричной строкой о высотах.

— Так! — Незнакомка, внимательно проследив за моей авторучкой, удовлетворенно кивнула и кинула шестую книжку в никелированный зев черной сумки. — Так… Теперь осталась Мария Федоровна. — Глаза Незнакомки обрели недобрый блеск. — Тут нам с вами о-очень подумать надо. О-очень!