Аншлаг [Рассказы о цирке] - [22]

А в заключительном поклоне была бездна достоинства, однако ни малейшего высокомерия.

После ее номера по залу еще долго носился восхищенный шумок. А Дудкин обалдело смотрел и смотрел на середину манежа, хотя артистка уже ушла, лестницу убрали и пьедестал уволокли. Но он не мог воспринимать ничего другого.

Его друг был в ударе, публика много смеялась, но для Дудкина словно бы светилось на весь цирк имя волшебницы, которую провозгласили с манежа: «Варвара…» Фамилию он не расслышал.

Сведения, полученные от Сени, вроде бы утешили Дудкина: Варвара в разводе — муж ее беспросветно пил. Нехорошо радоваться чужой беде, но пускай Вову считают эгоистом! Дудкин окончательно решил писать репертуар для цирка…

Он принялся сочинять трескучие парады, звонкие частушки, даже репризы для клоунов пытался придумать. Однако все это вежливо отвергалось. А он писал, писал и приносил в цирк в надежде, что вдруг случайно встретит там Варвару. Но пойти за кулисы стеснялся, а в репертуарном отделе она не появлялась. Про возвращение на завод он попросту забыл.

Конечно, можно было бы попросить Сеню познакомить с артисткой, но почему-то Дудкин хотел положиться на случай.

Однажды на утреннике он сам сунулся за кулисы, но едва не споткнулся о силача, разминавшегося гирями, с трудом обогнул сооруженьице, на котором тоненькая девушка крутила ногами бочонок, и налетел на свирепых униформистов, надвигавшихся с дюралевым шестом прямо на него. Отступив, едва не попал под «остывавшую» после выступления лошадь, которую выводили во двор.

Но наконец первое произведение для цирка было принято. А радость, как и беда, не приходит в одиночку. Получив гонорар, Дудкин в дверях столкнулся с Варварой. Она пришла к музыкальному редактору за нотами.

В жизни она оказалась точно такой же, как на манеже. В ней удивительно сочетались простота с гордостью. Редактор, увидев, как Дудкин густо покраснел, пришел на выручку:

— Познакомьтесь, Варенька, — это наш новый автор.

— У меня сегодня маленький праздник, — забормотал Дудкин, — не уходите, пожалуйста, отсюда, мунутку! Прошу вас…

— Почему? — удивилась Варвара.

— Всего три минуты!.. Две!.. — крикнул Вова ничего не понимавшей артистке и опрометью выбежал из комнаты.

Рядом находился Центральный рынок, он выбрал там самый дорогой букет и, запыхавшись, вручил Варваре.

— От вашего искреннего поклонника! — только и нашел он что сказать. И порывисто поцеловал ее маленькую теплую и жесткую руку, очевидно считая, что только так и знакомятся с артистками.

Потом они вместе вышли из цирка, затем гуляли — он уже не помнит, где и сколько, — наконец она пошла на представление, и он дожидался ее у выхода. Потом они опять гуляли, и опять Дудкин не помнил где и не помнил сколько.

Варвара удивительно умела слушать. Она как бы впитывала в себя каждую строчку стихов, которые он ей читал. Она радостно изумлялась даже заурядной поэтической находке, и это Дудкину прибавляло уверенности. Читал он и свое, и чужое, искренне удивляясь, что такой красавице артистке, оказывается, никто еще не посвятил ни единой стихотворной строки!

Читая, Дудкин становился другим — сильным, значительным и в то же время доверительным каким-то. Он вовсе не кричал, однако заполнял своим голосом все пространство вокруг. Читал просто, но не обыденно, нигде не сбивался на прозу, сохраняя ритм стиха. Казалось, что произнести иначе то, что он произносит, попросту невозможно! Дудкин перескакивал с Маяковского на Гамзатова, с Есенина на Беранже, он читал тех, в чью поэзию был влюблен самозабвенно. И Варя словно бы поплыла в какой-то иной мир, где ей было удивительно тепло и радостно. Догулялись до того, что Дудкин признался:

— Я не могу без тебя!

И Варвара просто ответила:

— Я тоже.

Тем не менее, получив очередную разнарядку, уехала.

И вот теперь Вова, перечитав в который уже раз первые восемь строчек своего грустного стихотворения, добавил к ним еще четыре:

Жизнь дала в союзницы разлуку,

А давно известно, что при ней

Или остываем мы друг к другу,

Или распаляемся сильней.

Он отправил это стихотворение Варваре не простой телеграммой, а фото, не желая, чтоб такие слова были свалены в кучу. На самом большом бланке он не написал, а, можно сказать, нарисовал свое произведение, и ответ пришел незамедлительно: «Приказом Союзгосцирка мне утвержден ассистент телеграфь вылет целую Варя».

Дудкин смутно представлял себя на сверкающем манеже даже в качестве ассистента. Цирк, думал он, для красивых, как Варвара, или смешных, как Семен. Вечное рисование придало художнику некоторую сутулость, от которой его и армия не избавила. Впрочем, он и там много рисовал. Но желание поскорей увидеть Варвару оказалось сильнее всего остального.

II

Он прилетел в город М. в тот момент, когда цирк готовился к открытию сезона. Как обычно, кто-то из артистов прибыл, кто-то еще в пути, а билеты уже проданы. Репетиции поневоле превратились в своеобразные «вечера смеха», ибо артисты торопились пройти с оркестром свои номера, а постановщик спешил выстроить программу. Между тем времени не хватало. И вот дирижер поругался с режиссером, причем один стоял внизу, на манеже, другой — в «скворечнике». Постановщик истошно кричал в мегафон, так что техника вышла из строя, чем тут же воспользовался тромбонист в оркестре, начав разучивать свой трудный пассаж. На барьере акробатка перешла со стойки на «мост», но ее столкнули униформисты, вытаскивавшие из бокового прохода подкидную доску. Затем на манеж выбежала лошадь, как раз в тот момент, когда чей-то карапуз перелезал через барьер. В центре происходила «подвеска» — один гимнаст держался за веревочную лестницу, а его партнер, стоявший на головокружительной высоте, уронил клещи, которые по чистой случайности никого не убили. Силовые акробаты, выкроив себе метра полтора, репетировали стойку рука в руки, но верхний, сходя с нее, свалил жонглера, у которого булавы полетели в партер, и все завершилось оглушительным взрывом. Это лопнула лампа в прожекторе. За сим последовала истеричная тирада режиссера, заявившего, что в подобных условиях невозможно заниматься искусством! В ответ раздался дружный лай собак, которых не вовремя выпустил служитель дрессировщика.