Анна - [7]

Шрифт
Интервал

     но наш родной российский капитал                           

     не адекватен ни Свободе, ни Закону.                         

     Цинично ставит он в своём углу икону,                       

     но власть с бесчестьем крепко повязал.                      

     Безумные политики, артисты,                                 

     чиновники всех рангов и кровей                              

     воруют агрессивней и новей                                  

     классических простых капиталистов.                          

     И снова молодёжь впадает в грех --                          

     экспроприировать и разделить на всех!                       


     2, 3                                                        


     . . . . . . . . . . . . . . . . 


     4                                                           


     Когда из мрачной питерской квартиры,                        

     от грязных мостовых и пыльных площадей                      

     я попадаю в праздный круг людей,                            

     в просторный дом в какой-то части Мира,                     

     где гладкие дороги, яркий свет                              

     по улицам разлит в глухие ночи                              

     и где опасность сердце не пророчит,                         

     где о насущном хлебе горя нет,                              

     когда я слышу -- "Как дела?" -- "В порядке".            

     "Как папа, мама, дети?" -- "Всё о'кей!" --              

     проблема только -- гей или не гей,                          

     и чья-то половина пьёт украдкой,                            

     мне кажется, что бывшие собратья                            

     живут в согласьи с Богом и с собой,                         

     и все довольны эмигрантскою судьбой.                        

     Ну, а поскольку их помог собрать я                          

     моей поэзией и музыкой, то им                               

     сегодня только я необходим.                                 


     5                                                           


     Но это будет, в лучшем случае, наивно.                      

     У них другая выучка теперь.                                 

     Они не огласят своих потерь,                                

     проблем, болячек. Все легко и дивно.                        

     Артисты наши, как бы ни хотели                              

     блеснуть в рассказах заграничным торжеством,                

     всегда смолчат об этом и о том                              

     и в частности, что жили не в отеле.                         

     Их приглашатели, чтоб более нажиться,                       

     или, помягче скажем, сэкономить,                            

     (ведь публики не много) селят их не в номер,                

     а по домам к знакомым верным лицам.                         

     А там, общаясь плотно утром, днём,                          

     мы разговоры длинные ведём.                                 

     И вот в какой-то час, уж ты изволь                          

     и выслушай проблемы, горе, боль                             

     хозяина. Тем более, тебе его беда --                        

     уехал -- и забылась навсегда.                               


     6                                                           


     Я был порой немало поражён,                                 

     когда во внешне благостных семействах                       

     шекспировские страсти повсеместно                           

     таились в чувствах и мужей, и жён.                          

     Трагедия их пряталась глубоко.                              

     Среди машин, джакузи и других затей                         

     их жизнь текла темно и одиноко                              

     без близости их собственных детей.                          

     Один успешный, важный бизнесмен                             

     с красавицей женой и дочкой малолеткой                      

     мне очень мудро плакался в жилетку                          

     о жизни, как в тюрьме, без перемен                          

     . Разводы эмигрантские -- сюжеты                            

     для Метерлинка, Сартра, Пруста.                             

     Жениться, выйти замуж снова -- так непросто,                

     что в ненависти делят общие бюджеты                         

     супруги старые. А неприязнь, что свыше им дана,             

     уже привычка, вместо счастия она.                           


     7                                                           


     Бездарно был составлен мой маршрут.                         

     Я из конца в конец Америки мотался.                         

     Зато навеки в памяти остался                                

     воздушный флот US -- надёжен, крут.                         

     Взлетал я каждый раз и приземлялся                          

     с непреходящим удивленьем и с тоской.                       

     С умом построенный искусною рукой,                          


Еще от автора Александр Александрович Дольский
Стихотворения

Я постарался собрать в этой книге как можно более полное собрание произведений Александра Дольского. Собрать все. От шедевров, до откровенно слабых и пошлых. Не мое дело судить о их художественных достоинствах - каждый читатель составит о них свое собственное мнение. Главное - что есть над чем поразмыслить и чем зачитаться.


Пока живешь...

«Пока живешь...» первая книга поэта.


Рекомендуем почитать
Задохнись моим прахом

Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.


Советский человек на Луне!

Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.


Метелица

Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.


Всемирная спиртолитическая

Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.


Заря над степью

Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.


Площадь Разгуляй

Эту книгу о детстве Вениамин ДОДИН написал в 1951-1952 гг. в срубленном им зимовье у тихой таёжной речки Ишимба, «навечно» сосланный в Енисейскую тайгу после многих лет каторги. Когда обрёл наконец величайшее счастье спокойной счастливой жизни вдвоём со своим четвероногим другом Волчиною. В книге он рассказал о кратеньком младенчестве с родителями, братом и добрыми людьми, о тюремном детстве и о жалком существовании в нём. Об издевательствах взрослых и вовсе не детских бедах казалось бы благополучного Латышского Детдома.