Анна - [6]

Шрифт
Интервал

     как экономика зависит от уклада                             

     семьи, деревни, чистоты наряда,                             

     воинственность -- от пищи стариков,                         

     а войны -- от соседей и оков,                               

     что неизменны с истечением веков.                           


     24                                                          


     Так продумала тонкости духа Природа,                        

     что за роскошь одних -- кровью, жизнью, мученьем            

     человечество много веков с увлеченьем                       

     платит, как урожай с огорода,                               

     собирая пригодные к жизни тела                              

     и лишая их права на существованье.                          

     Кодом слов освещает простое закланье,                       

     называя процесс преступленья -- Дела.                       

     И идут параллельные жизни сообществ.                        

     Тьмы, что просят у Бога прощенья                            

     и купившие "в Боги" своё посвященье,                      

     никогда не встречаясь, на Небо не ропщут.                   

     Вся история Мира -- создание мифов                          

     до высот демократий -- от римлян и скифов,                  

     бухгалтерия смерти, насилия свод.                           

     Все ученья пророков, Мессии и Будды --                      

     матерьял для чеканки кровавой посуды                        

     на столах власть имущих господ.                             


     25                                                          


     До печали, которая и в Книге Книг                           

     не прописана выше -- иначе б сожгла,                        

     я познал этот мир, этот век, этот миг,                      

     эти души и эти тела.                                        

     Это скопище мяса в активной возне                           

     в ритмах рока, соитья, стрельбы --                          

     вызывает всё явственней чувство во мне.                     

     Я не здешний. Я всё позабыл.                                

     А теперь вспоминаю. Прекрасных Миров                        

     я виновный и сосланный сын.                                 

     Узнаю здесь туманы, цветы и коров,                          

     и плывущий вверху апельсин.                                 

     Я не ведал, как тихо мы сердцем поём,                       

     как негромко рыдает оно.                                    

     И оставили шрамы на сердце моём                             

     Россия, Любовь и вино.                                      

     Ухожу без дорог по траве и золе.                            

     О, мой Бог, замолил я грехи,                                

     потому что оставил на этой Земле                            

     Россию, Любовь и стихи.                                     


     26                                                          


     . . . . . . . . . .                                         


     27                                                          


     Июль прошёлся, как Гоген, простейшим светло изумрудным      

     по веткам лиственниц, берёз, мазнул сиренью по кустам       

     и жёлтых лютиков толпу согнал в запущенный и скудный        

     клочок земли, что для меня не уступает тем местам,          

     где забавляются игрой с богатством, важностью, тщеславьем   

     на фоне княжеских усадьб живущие не много лет,              

     поспешно пишущие жизнь с неубедительным заглавьем.          

     Моей душе принадлежит лишь Время. Это мой завет.            

     Ни дерево, ни куст, ни дом, ни часть земли, как ветер       

     летний,                                                     

     не может телом, из воды построенным, быть полонён,          

     присвоен. Свет и цвет -- о Солнце сказочные сплетни.        

     И только Временем всегда я одурманен, опьянён.              

     Так много строчек и людей я в этом мире потерял,            

     что стало мне небезразлично, что совершается во вне         

     его пределов. И постиг, что Время -- это матерьял,          

     и из него, как парус, сшита Душа бессмертная во мне.        

     И вот опять июль в дождях и в зелени, с ума сошедшей.       

     А я терпимей и грустней с моим свершившимся прошедшим.      




Глава II


     1                                                          


     Я помню, как, настроив свой приёмник                       

     на сорок девять метров, на волну                           

     Америки, я, как святой паломник,                           

     шагал через холодную войну.                                

     Казался Запад нам обетованным раем,                        

     весь в голубых и розовых тонах.                            

     Пришла Свобода. Мы ещё в штанах,                           

     от голода почти не умираем,                                


Еще от автора Александр Александрович Дольский
Стихотворения

Я постарался собрать в этой книге как можно более полное собрание произведений Александра Дольского. Собрать все. От шедевров, до откровенно слабых и пошлых. Не мое дело судить о их художественных достоинствах - каждый читатель составит о них свое собственное мнение. Главное - что есть над чем поразмыслить и чем зачитаться.


Пока живешь...

«Пока живешь...» первая книга поэта.


Рекомендуем почитать
Задохнись моим прахом

Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.


Советский человек на Луне!

Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.


Метелица

Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.


Всемирная спиртолитическая

Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.


Заря над степью

Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.


Площадь Разгуляй

Эту книгу о детстве Вениамин ДОДИН написал в 1951-1952 гг. в срубленном им зимовье у тихой таёжной речки Ишимба, «навечно» сосланный в Енисейскую тайгу после многих лет каторги. Когда обрёл наконец величайшее счастье спокойной счастливой жизни вдвоём со своим четвероногим другом Волчиною. В книге он рассказал о кратеньком младенчестве с родителями, братом и добрыми людьми, о тюремном детстве и о жалком существовании в нём. Об издевательствах взрослых и вовсе не детских бедах казалось бы благополучного Латышского Детдома.