Английский флаг - [11]

Шрифт
Интервал

— Но ведь вы должны это знать, — произнес он наконец несколько напряженным тоном, в котором в то же время ощущалось желание быть предельно тактичным.

— Разумеется, — прозвучал ответ. — Как только окажусь там, узнаю сразу. Я только не очень представляю, как туда ехать, и это, наверно, понятно: в конце концов, я ведь в этих краях чужой. А что, туда так сложно добраться?

— Напротив, — поспешил успокоить его хозяин, — очень даже просто. Прежде всего вам надо попасть в соседний город: это совсем рядом, все на той же, на нашей прекрасной плодородной равнине. — Тут Германн тихо улыбнулся и, как бы между прочим, заметил: он надеется, поездка и осмотр места не потребуют слишком много времени и гость найдет возможность уделить часок-другой достопримечательностям упомянутого города, которые имеют прямое отношение к культуре всего нашего континента; а оттуда, продолжал он ощутимо более сухим голосом и с уже появлявшейся на его лице легкой гримасой принужденности, оттуда до цели рукой подать: километров шесть или восемь, самое большее десять — что-то в этом роде, совсем точно он затрудняется сказать.

— Ну еще бы, — кивнул гость. — Ведь по дороге туда вам, наверно, было не до того, чтобы считать километры: вы совсем другим были заняты.

Тишина — можно даже сказать: неловкая тишина — затянулась более чем на минуту. Что касается дороги туда, произнес затем Германн, то, если уж быть до конца откровенным, он, собственно говоря, там ни разу еще не бывал. Ах, вот как, ответил гость, тогда он, разумеется, просит великодушно извинить его за бестактную реплику. Пустяки, о чем речь, возразил Германн, и вообще он чувствует, что, может быть, это он должен в каком-то смысле просить прощения; что ж, сказал гость, если Германн действительно так чувствует, то его ни в коем случае нельзя обвинить в непоследовательности — разве что в некоторой забывчивости; да, ответил Германн, он признает, видимость как будто в самом деле говорит не в его пользу, однако истина все же не в этом: истина в том, что он не раз уже собирался туда съездить, но все что-нибудь да мешало: то семейные обстоятельства, то ситуация на службе, так что каждый раз, по независящим от него причинам, поездку приходилось откладывать. Он надеется, коллега его поймет: при наличии семьи и высокоответственной службы ты не всегда волен распоряжаться своим временем. Конечно, гость это очень даже понимал, все мы, в конце концов, в одинаковом положении: из-за второстепенных обязанностей откладываешь главные дела, так и жизнь проходит, и потом ты растерянно спрашиваешь себя, что же, в сущности, за столько лет сделано?..

— Что говорить, тема эта — неисчерпаемая, — продолжал он. — Но боюсь, я и так уже злоупотребил вашим гостеприимством. Во всяком случае, благодарю вас за ценную информацию: это было интересно, очень интересно, — добавил он, вставая.

Германн тоже вскочил со своего кресла; он выглядел взволнованным.

— Минуточку, — сказал он. — Как же, вы так и уйдете?! Да постойте же… Что вы там ищете, Господи Боже мой?!

— Зонтик, — ответил гость, который в это время действительно ходил по комнате, заглядывая в углы и даже в щели между стенами и мебелью: ему помнилось, он положил свой зонтик где-то здесь (когда они выходили из отеля, было пасмурно, душно, явно парило). — Вы не видели моего зонтика?

— Нет, не видел, — с досадой ответил Германн, стараясь поспеть за гостем, вследствие чего один раз, когда тот неожиданно остановился и двинулся в другом направлении, они чуть было не столкнулись; счастье еще, что дамы не были свидетелями этой нелепой сцены: покончив с туфлями, они удалились в соседнюю комнату, и по доносящемуся оттуда сюсюканью можно было понять, что они как раз любовались маленьким сынишкой хозяев, который из-за этого, очевидно, проснулся, во всяком случае, он вдруг горько расплакался — наверное, испугался, увидев незнакомое лицо. — Мы же еще ничего не обсудили, — настаивал Германн. — Как вы, например, собираетесь туда ехать?!

— На поезде, потом на автобусе, — ответил гость, все еще, безрезультатно, озираясь вокруг. — Я слышал, сообщение там хорошее, оба вида транспорта — быстрые и удобные.

Да-да, абсолютно верно, поспешил заверить его Германн; в общем, как он видит, гость все же более информирован насчет здешнего сообщения, чем можно было судить по его словам; Германн лишь опасается, не будет ли эта поездка, да с пересадкой, да еще в такую жару, слишком утомительной для гостя.

В ответ гость рассмеялся; смех его был коротким, мрачным и, как все в нем, будил беспокойство; но тут он, по крайней мере, повернулся к Германну лицом — и заверил хозяина, что в свое время ему довелось добираться туда и с гораздо меньшим комфортом; уж не хочет ли гость сказать, что однажды он уже проделал эту дорогу, спросил Германн; именно так, именно об этом и речь, хотя это к делу сейчас не относится, ответил гость с некоторым раздражением в голосе; то есть как это не относится, запротестовал Германн, ведь он только теперь видит, что до сих пор они разговаривали отвлеченно, так сказать, в чисто принципиальной плоскости, тогда как у гостя тут налицо и мотивы личные; принципиальной стороны дела это совершенно не касается и в этом плане ничего не меняет, твердо заявил гость; разумеется, не меняет, согласился Германн, однако, принимая во внимание все обстоятельства, он видит, что у него еще больше оснований задать тот же вопрос: не считает ли гость, что эта поездка для него будет слишком тяжелым испытанием? — ничего подобного, возразил гость, уж если он чего-то опасается, то разве что… как бы сказать?.. что даже страх — чувство недостаточно прочно запоминающееся, так что если смотреть с точки зрения результативности предстоящей поездки, то было бы прямо-таки желательно искать как раз не легких путей, а, наоборот, самых тяжелых и изнурительных, и вообще правильнее всего было бы отправиться туда — если бы не жена — пешком и с пустым желудком.


Еще от автора Имре Кертес
Без судьбы

«Без судьбы» – главное произведение выдающегося венгерского писателя, нобелевского лауреата 2002 года Имре Кертеса. Именно этот роман, во многом автобиографический, принес автору мировую известность. Пятнадцатилетний подросток из благополучной еврейской семьи оказывается в гитлеровском концлагере. Как вынести этот кошмар, как остаться человеком в аду? И самое главное – как жить потом?Роман И.Кертеса – это, прежде всего, горький, почти безнадежный протест против нетерпимости, столь широко распространенной в мире, против теорий, утверждающих законность, естественность подхода к представителям целых наций как к существам низшей категории, которых можно лишить прав, загнать в гетто, уничтожить.


Кадиш по нерожденному ребенку

Кадиш по-еврейски — это поминальная молитва. «Кадиш…» Кертеса — отчаянный монолог человека, потерявшего веру в людей, в Бога, в будущее… Рожать детей после всего этого — просто нелепо. «Нет!» — горько восклицает герой повести, узнав, что его жена мечтает о ребенке. Это короткое «Нет!» — самое страшное, что может сказать любимой женщине мужчина. Ведь если человек отказывается от одного из основных предназначений — продолжения рода, это означает, что впереди — конец цивилизации, конец культуры, обрыв, черная тьма.Многие писатели пытались и еще будут пытаться подвести итоги XX века с его трагизмом и взлетами человеческого духа, итоги века, показавшего людям, что такое Холокост.


По следам преступления

Эта книга об истории развития криминалистики, ее использовании в расследовании преступлений прошлого и наших дней. В ней разоблачаются современные методы фальсификации и вымогательства показаний свидетелей и обвиняемых, широко применяемых органами буржуазной юстиции. Авторы, используя богатый исторический материал, приводят новые и малоизвестные данные (факты) из области криминалистики и судебно-следственной практики. Книга адресуется широкому кругу читателей.


Протокол

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Самоликвидация

Действие нового романа нобелевского лауреата Имре Кертеса (1929) начинается там, где заканчивается «Кадиш по нерожденному ребенку» (русское издание: «Текст», 2003). Десять лет прошло после падения коммунизма. Писатель Б., во время Холокоста выживший в Освенциме, кончает жизнь самоубийством. Его друг Кешерю обнаруживает среди бумаг Б. пьесу «Самоликвидация». В ней предсказан кризис, в котором оказались друзья Б., когда надежды, связанные с падением Берлинской стены, сменились хаосом. Медленно, шаг за шагом, перед Кешерю открывается тайна смерти Б.


Рекомендуем почитать
Короткое замыкание

Николае Морару — современный румынский писатель старшего поколения, известный в нашей стране. В основе сюжета его крупного, многопланового романа трагическая судьба «неудобного» человека, правдолюбца, вступившего в борьбу с протекционизмом, демагогией и волюнтаризмом.


Точечный заряд

Участник конкурса Лд-2018.



Происшествие в Гуме

участник Фд-12: игра в детектив.


Зерна гранита

Творчество болгарского писателя-публициста Йото Крыстева — интересное, своеобразное явление в литературной жизни Болгарии. Все его произведения объединены темой патриотизма, темой героики борьбы за освобождение родины от иноземного ига. В рассказах под общим названием «Зерна гранита» показана руководящая роль БКП в свержении монархо-фашистской диктатуры в годы второй мировой войны и строительстве новой, социалистической Болгарии. Повесть «И не сказал ни слова» повествует о подвиге комсомольца-подпольщика, отдавшего жизнь за правое дело революции. Повесть «Солнце между вулканами» посвящена героической борьбе народа Никарагуа за свое национальное освобождение. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Современная кубинская повесть

В сборник вошли три повести современных писателей Кубы: Ноэля Наварро «Уровень вод», Мигеля Коссио «Брюмер» и Мигеля Барнета «Галисиец», в которых актуальность тематики сочетается с философским осмыслением действительности, размышлениями о человеческом предназначении, об ответственности за судьбу своей страны.