Английский для русских - [21]
Вот. А теперь и несколько слов.
Pluviophile
Существительное. Человек, который получает больше удовольствия от дождливой погоды чем от сольнца. Ну сколько можно! Когда осень наконец придет? Все-таки pluviophile я, да и черная у меня борода, жару вообще не переношу. Жду-недождусь дождей!
Librocubularist
Существительное. Человек, который читает в кровати перед сном. Остались ли librocubularists на планете или все лежат в кровати с айфоном и телеком?
Starrify
Глагол. Украшать звездами. Каждый год перед Рождеством мы всегда starrified нашу гостиную и ставили в ней елочку, а как же.
Sophronize
Глагол. Привить понятие морали, приучить к хорошему поведению. Кажется, в какой-то момент родители перестали sophronize своих детей. Теперь вроде думают, будто это само собой произойдет, без усилий
Uglyography
Существительное. Плохой почерк, хромое правописание. Настолько развито у него uglyography, что бумага и ручка от него убежали, как в стихотворении про Мойдодыра
Ultracrepidarianism
Существителное. Склонность навязывать свое мнение другим людям относительно вещей, о которых не имеешь ни малешего представления. Виноват в ultracrepidarianism, признаюсь. А что мне остается? Считаю себя самым умным.
Snollyguster
Существительное. Люди (особенно политики), которые действуют ради своей выгоды вместо того, чтобы иметь твердые принципы. Вот только посмотри на этого snollyguster! Он думает, что никто не подозревает, какие у него истинные побуждения! А между тем, все видят, что ему плевать на нас
Barbigerous
Прилагательное. Имеющий бороду. Мой barbigerous отец до старости сохранил каким-то чудом всю черноту своих волос – седина его не затронуло.
Eventide
Существительное. Короткое время между днем и вечером. Какое мое любимое время? Eventide, безусловно. Особенно если льет дождь и я могу лежать в кровати и читать. Нет ничего лучше.
И последнее слово, как говорится, в «бонус». Оно не из английского, а из англо-саксонского, но достаточно крутое и заслуживает места в любом списке.
Uhtceare
Глагол. Просыпаться до зари и просто лежать в кровати без сна, потому что вы очень переживаете о чем-то. Caedda uhtcearan: Him þūhte þá éowa ēanian. Hwā wolde hē his wīf asecgan?
О. Генри, Джек Лондон и расовый вопрос
Как здорово получилось! – есть несколько известных западных писателей, которых знают практически все русские советской закалки (и некоторые самые умные юноши следующего поколения), о которых я, почти что образованный тип, не знал тем не менее вплоть до своего приезда в Россию. Там стояли эти русские ребята и махали книжками у меня перед носом: вот какой у вас замечательный писатель, вы его тоже любите? Сдается мне, мы делаем перед носом у русских примерно то же самое, размахивая Достоевским. Хотя все знают Достоевского, а вот о некоторых западных писателях я, как и другие обычные люди, слыхом не слыхивал.
К примеру, Джек лондон. Все в восторге были от него, прямо трудно описать. Прыгали вверх и вниз из-за его описаний природы Аляски и псов. Здорово.
Или другой товарищ, по имени О. Генри. Тоже у всех товарищей в России был в книжном шкафу. В то время как для меня – и большинства западной публики – Oh Henry! всегда был и остается шоколадным батоном. Помню, первый раз сижу на кухне у знакомого на Новослободской, и он начинает восторгаться каким-то О. Генри. Описывает все его хорошие качества. Чувствительный. Интересный. Знает человеческую природу. Иногда очень грустный. А я сижу и думаю: блин, неужели шоколад имеет столько человеческих свойств? Как это понимать? И что сделали с буквой «h»? Превратили в «г». И приятель достает книгу из книжного шкафа и показывает мне. Дает мне в руки. И я держу первую, как я это тогда понимал, книгу, написанную шоколадным батоном. Очень все запутанно.
И еще какой-то там британский тип был по именни Моэм. Как? Маэм? Магам?
Откуда русские их вообще знают и зачем? Видимо, потому что другие. Не наши. И знают наших по своему. Как интересно.
К чему это предисловие? К тому, что на мир есть очень много точек зрения. На одну и ту же английскую или американскую литературу, как я уже сказал. И на лексику, в том числе.
Слыхали такое выражение – «What’s up?». Что оно означает и откуда оно пошло? И как на него отвечать? Спрашиваю и ожидаю примерно такой ответ: «Это плохой английский. Это от негров пошло. От этих рэпэров. И отвечать не приходится, потому что с такими не общаюсь.»
Примерно так. И если такой ответ нашел отклик у вас в душе, то могу только сказать: «Фу, друзья, фу. Я вас как бы люблю, и потому не первый год шляюсь среди русских. Но нам такой ответ не нравится. Не усложняй мне любовь».
К слову, вот пример того, как мы на это смотрим. Одна моя студентка рассказывает, как в школе ее дочки поставили пьесу «Звук Музики» (The Sound of Music) про Австрию во время Второй Мировой и женщину-монахиню. Съездили но не понравились некоторые решения режиссера. Студентка жалуется, что для главной роли австрийки Марии выбрали темнокожую девушку, и это не правдоподобно, не погрузиться в историю. Все думала: Мария же белая была, как же так? Я тоже задумался на пару секунд. Действительно, интересная ситуация. И реакция у меня, естественно, была другая. Потому что наше воспитание нас учит не видеть цвет кожи. Но все же интересно.
Гвэйн Гамильтон (Gwain Hamilton), преподаватель из Канады, много лет работал в разных городах России учителем английского языка. За время работы прочувствовал жизнь как российской глубинки, так и столицы. Изучение русского языка, чтение классиков (Гвейн большой почитатель М. Ю. Зощенко), общение с простыми и не очень гражданами способствуют постижению глубин загадочной российской души и не менее загадочного российского быта.
В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.
Из этой книги читатель узнает, что реальная жизнь кельтских народов не менее интересна, чем мифы, которыми она обросла. А также о том, что настоящие друиды имели очень мало общего с тем образом, который сложился в массовом сознании, что в кельтских монастырях создавались выдающиеся произведения искусства, что кельты — это не один народ, а немалое число племен, объединенных общим названием, и их потомки живут сейчас в разных странах Европы, говорят на разных, хотя и в чем-то похожих языках и вряд ли ощущают свое родство с прародиной, расположенной на территории современных Австрии, Чехии и Словакии…Книга кельтолога Анны Мурадовой, кандидата филологических наук и научного сотрудника Института языкознания РАН, основана на строгих научных фактах, но при этом читается как приключенческий роман.
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.