Английские барды и шотландские обозреватели - [6]

По крайней мере, — прозой кропотливой.

Рассказ спокойно я кончаю свой,

Готовый встретить гнев задетых мной.

Трусливостью позорной не страдая,

Сатиру эту я своей признаю;

Не приписал никто ее другим.

Мой смех знаком на родине иным:

Ведь голос мой вторично уж раздался,[95]

От слов своих ужель я отпирался?

Так прочь же, прочь, таинственный покров!

Пусть на меня несется стая псов!

Пугать меня — напрасные старанья,

Я не боюсь Мельбурнского оранья,[96]

Мне ненависть Галлама[97] не страшна,

Как Сэма гнев, Голландова[98] жена,

Невинные Джеффрея пистолеты,

Эдины[99] пылкой дюжие атлеты,

Ее молниеносная печать!

Не так легко со мной им совладать!

Те молодцы в плащах получат то же,

Почувствуют, что их живая кожа

Нежнее, чем резиновая ткань.

Отдам и я, быть может, битве дань,

Но постою, покуда хватит силы.

А были дни, — ни разу не сходила

Язвительность с невинных губ моих,

Ведь желчь потом уж пропитала их!

И не было вокруг меня творенья,

Что б вызвало во мне одно презренье.

Я зачерствел… теперь не тот уж я,

Бесследно юность канула моя;

Я научился думать справедливо

И говорить хоть резко, но правдиво.

Я критика сумею осмеять,

Безжалостно его колесовать

На колесе, что мне он назначает;

Коль целовать мне плетку предлагает

Какой-нибудь трусливый рифмоплет,

Отпор живой он у меня найдет.

Пренебрегать привык я похвалами,

Пускай сидят с нахмуренными лбами

Соперники-поэты. Я бы мог

Теперь свалить из них любого с ног!

Во всеоружье, со спокойным взором,

Бросаю я перчатку мародерам

Шотландии и английским ослам!

Вот что сказать осмелился я вам.

Бесстрастное другие скажут мненье,

Нанесено ль здесь веку оскорбленье;

Пусть в публике стихи мои найдут

Безжалостный, но справедливый суд!..[100]