Англия в раннее средневековье - [42]

.

Однако переселения и завоевания нанесли сильный удар как большой семье, так и родовым связям в целом. Уже сам военно-колонизационный характер расселения англосаксов на новых землях, сочетавшийся с необходимостью продолжительной борьбы с местным кельтским населением, предполагал серьезное снижение значения родовых и усиления территориальных взаимоотношений между ними. Несомненное существование отдельных хозяйственных усадеб, а также предписания первых кентских и уэссекских «Правд», устанавливающих штрафы за насильственное вторжение «во двор» и обязывающих человека держать его огороженным зимой и летом[464], свидетельствуют о постепенной утрате родом и большой семьей ключевого хозяйственного значения, которое столь же постепенно переходит к малым семьям.

Это не означает между тем, что род вовсе уходит в прошлое: вытесняемые из хозяйственной сферы сильные элементы родовой организации сохраняются практически во всех других областях повседневного бытия англосаксов вплоть до нормандского завоевания. Пожалуй, наиболее разительным показателем необыкновенной живучести в англосаксонском обществе пережитков родового строя является чрезвычайно длительное сохранение обычая кровной мести, зафиксированное не только героическим эпосом, но и королевским законодательством, а также многими нарративными источниками.

Если свободного члена англосаксонского общества постигала насильственная смерть, долгом его сородичей была месть убийце и его родственникам или получение соответствующей компенсации[465]. Месть за убийство считалась не просто способом выражения личных эмоций при потере родственника, но естественной обязанностью, которая должна была быть выполнена даже вопреки индивидуальным стремлениям мстителя. Этот долг был в равной степени возложен как на родственников со стороны матери, так и на отцовских родичей убитого, а файда распространялась, в свою очередь, на всех сородичей убийцы, если только они не отрекались от него и тем самым не освобождали себя от ответственности. Однако в последнем случае они сами лишались возможности в дальнейшем мстить за него при его насильственной кончине и не могли требовать своей доли вергельда. Такую ситуацию юридически закрепляют судебники X — начала XI столетия, фиксирующие право рода отказаться от родства с обвиняемым[466]. После этого всякая попытка со стороны сородичей убитого сводить счеты с семьей убийцы рассматривалась как преступление против короля и сопровождалась лишением виновного «королевского мира» (т. е. ставила вне закона) и конфискацией имущества[467].

Еще со времен Тацита возмещение за своего погибшего родича среди германцев (в том числе и англосаксов) не считалось бесчестьем, при условии, разумеется, что такое возмещение соответствовало социальному статусу убитого[468]. Крепнущая королевская власть всемерно способствовала внедрению этой практики. Все ранние англосаксонские «Правды» настойчиво пытаются заменить кровную месть системой штрафов — вергельдов. Тем не менее даже еще в правление Альфреда Великого для членов семьи убитого существовала правовая альтернатива: либо получить за него компенсацию в денежном или материальном выражении, либо прибегнуть к мести. Одновременно в «Правду Альфреда» были включены титулы, разрешающие кровную месть в тех случаях, когда убийца был не в состоянии выплатить вергельд[469]. Кровные родственники не только имели право на получение компенсации, но и должны были участвовать в ее уплате, например в тех случаях, когда их родич — преступник находился в бегах[470].

Юридическая компиляция конца X в. (в ней, бесспорно, отразились нормы обычного права более раннего времени) дает представление о тех группах родственников, которые участвовали в выплате и получении вергельдов. Наиболее близкими из них, вероятно, считались три поколения по нисходящей и боковой линиям, т. е. дети, братья и дяди по отцу, а также племянники, дяди и двоюродные братья по материнской линии[471]. Судя по всему, именно этот круг лиц и образовывал англосаксонский «род». В древнеанглийском языке такие родственные группы носили название maegas (ед. ч. — maegth) и выступали как коллективы сородичей, входивших, возможно, в большие семьи[472]. В королевских законах maegth наиболее часто осознается как «кровный родственник». «Если кто-нибудь убьет чужестранца, — читаем мы в судебнике уэссекского короля Инэ, — пусть король получит две части вергельда, а третью часть — сын или родичи (maegas)[473]». Точно такое же значение термин maegas имеет и в уже упоминавшемся законодательстве Альфреда Великого[474]. Скорее всего, как раз в этом качестве «ближайших родичей» maegas и участвовали во всех актах, связанных с кровной местью.

С началом приобщения англосаксов к истинной вере стало неизбежным столкновение христианской и языческой этики в вопросе о допустимости и границах кровной мести. Именно такое столкновение, по-видимому, лежит в основе сообщения Беды Почтенного об убийстве принявшего христианство короля Эссекса Сигеберта (630–633 гг.) двумя его сородичами, которые были разгневаны его обыкновением прощать своих врагов