Англичанка на велосипеде - [76]

Из всех этих людей не явился ни один.

К счастью, на погребении присутствовали «маленькие дамочки», по крайней мере, те, кто на тот момент был жив. С театральной пышностью разодетые в траурные платья, они будто старались перещеголять друг друга в изысканности: на корсажах цвели огромные черные цветы, на шляпках с вуалью высились угрюмого вида птицы, набитые соломой, плечи же актрис украшали шали с кистями, напоминавшие обивку катафалка.

В пять пополудни Эмили велела миссис Брук и Мэри Джайлс, пришедшим ей помочь, освободить большой стол, на котором до этого времени стоял гроб с телом Джейсона. На стол набросили белую скатерть и стали расставлять поминальное угощение: ломтики йоркской ветчины, плошки с карамелизованным луком, заливное мясо, салаты — из капусты и картофельный, огурцы, сливовый хлеб из Линкольншира, сыр чеддер и тарталетки.

Никто почти не притронулся к закуске, чего нельзя было сказать об осах, которые в сиреневых сумерках уходящего дня полакомились на славу.

10

Прошло четыре года со дня смерти Джейсона, когда Эмили случайно узнала, что сэр Артур Конан Дойл открыл в Лондоне книжную лавку.

Переступив порог дома номер два по Виктория-стрит под сенью Вестминстерского собора, Эмили вошла в магазинчик под вывеской Psychic Bookshop, которым Дойл управлял совместно с дочерью от первого брака Мэри Луизой.

Лавка состояла из двух залов. Первый был отведен под книги по спиритизму, как отечественные, так и зарубежные, и труды по теософии, которые здесь же и издавались (многие принадлежали перу, а главное, мыслям самого Конан Дойла) и которые можно было увидеть и приобрести только в этих стенах, что позволяло, в случае необходимости, скрыть их от цензуры.

Второе помещение, еще не до конца обустроенное, представляло собой что-то вроде музея, где были выставлены предметы, документы и картины — например, акварели Чарлза Олтемона Дойла, отца сэра Артура, или полотна горняка Огюстена Лесажа[94], который однажды, работая в штольне, услышал идущие из глубины пророческие голоса духов: «Ты будешь художником! Художником!» — и не преминувшие подсказать (законы коммерции действуют везде), у кого он должен приобрести холсты, кисти и краски, необходимые для исполнения его предназначения.

Но главное богатство фонда составляли впечатляющие доказательства существования «развоплощенных сущностей», среди которых наиболее убедительными были фотографии с изображением эктоплазмы, сделанные Уильямом Хоупом[95].

Мэри Луиза очень тщательно подходила к отбору экспонатов, настаивая на том, чтобы отец выставлял лишь те снимки, чья подлинность была научно подтверждена.

Эмили нашла Конан Дойла в глубине музея за написанием табличек с именами авторов и названиями произведений, предназначавшихся для стеллажа, посвященного феям из Коттингли.

Дойл сразу узнал молодую женщину и улыбнулся.

— Мы встречались в магазине Уилкинса, не так ли? С каким удовольствием я остался бы его завсегдатаем, а не открывал собственный — вы не представляете, сколько мне придется в него вложить, чтобы удержаться на плаву.

— Неужели народ перестал интересоваться феями, сэр Артур?

— Знаете, в наше время появилось столько всевозможных чудес. Летали вы на самолете? Я летал. Самолет, аэростат — я все перепробовал. В этом смысле меня можно назвать ненасытным. Но если самолет и распахивает перед нами двери вселенной, то феи могут вывести нас за пределы реального мира, где нас ждут те, кого мы когда-то любили. А вы сами верите в фей, миссис Фланнери?

Она подумала: «Знаете, во что я верю, сэр Артур? Я верю в то, что Элси Райт, благодаря своему художественному таланту, сама нарисовала фей, стараясь как можно точнее скопировать рисунок, сделанный Шепперсоном[96] на сто четвертой странице «Подарочного альбома принцессы Мэри».

Но Эмили ограничилась вопросом, не удивляет ли его необычное сходство фей Шепперсона — которых он не мог не видеть, раз сам печатался в этом издании, — с теми, что на фотографиях девочек?

— Единственный вывод, который я сделал насчет рисунка Шепперсона, — ответил он, — это что он изобразил фей в полном соответствии с тем, что нам известно о «маленьком народце». Я почти не сомневаюсь, что Шепперсон и сам видел фей, как, впрочем, видел их до него монах с острова Мэн, который рассказывал, как однажды в полнолуние ему встретилась вереница крохотных существ в полупрозрачных одеждах, — вы поймете, почему я так ценю это свидетельство, когда я скажу, что монаха тоже звали Холмсом. Не Шерлоком Холмсом, разумеется, но Холмсом…

А тем временем Эмили, продолжая улыбаться собеседнику, размышляла: «Перерисовав танцующих девушек Шепперсона на лист картона, Элси и Фрэнсис вырезали их силуэты. А потом стянули у Полли Райт шляпные булавки, чтобы воткнуть сделанные ими фигурки в траву».

— Мой знаменитый друг Шерлок Холмс, а вы не можете не знать, что он отличался редким здравомыслием, несомненно, сказал бы вам, что ни одна из бесчисленных теорий, выдвигаемых теми, кто отрицает подлинность фей из Коттингли, не выдерживает критики. Ибо все они пренебрегают главным фактором: временем. Я не имею в виду время суток, а говорю о времени как таковом, измеряемом песочными часами. Но вернемся к нашей истории, если вы не возражаете. Все началось прекрасным летним днем, ближе к вечеру. Вдоволь порезвившись на берегу ручейка Бек, Элси с кузиной Фрэнсис вернулись домой к чаю.