Англичанка на велосипеде - [75]

— Полагаю, что наш разговор с констеблем может подождать и до завтрашнего утра.

— Боюсь, что нет, — сказал тот. — У меня для вас плохая новость.

Гризельда Деринг при этих словах принялась описывать круги, словно ночная бабочка. Находясь в незнакомом месте и не зная расположения мебели, она без конца натыкалась то на одно, то на другое. С губ ее слетали тоненькие жалобные возгласы, не громче паучьего голоса, если, конечно, у пауков есть голос, отчего-то подумала Эмили.

— Что за плохая новость? Говорите, Тредуэлл, я вас слушаю.

Она вспомнила, с каким достоинством вожди лакота — бесстрастно, ни словом не перебивая — выслушали членов конгресса, явившихся к ним, чтобы сообщить об очередном подлом заговоре против их народа. Единственным ответом индейцев на речь бледнолицых был шепот ветра в орлиных перьях их церемониальных головных уборов. Со скрещенными на груди руками, они не сделали ни единого жеста, пока посланцы правительства не повернулись и не ушли, чтобы сесть в коляски, а потом в железнодорожные вагоны. Тогда Эмили была совсем крошкой. Но сейчас, в ожидании обещанной констеблем плохой новости, ей казалось, что она с тех пор так и не выросла.

— Новость касается мистера Фланнери. Кажется, он утонул в Уэлланде.

— Он… кажется?

— Я не знал, как лучше сказать. Мне хотелось немного смягчить… По правде говоря, он действительно утонул. Когда его нашли, губы и конечности у него были синими, пульс не прощупывался, дыхание отсутствовало. Обнаружил его рыбак, ловивший угрей, — ведь эти твари ловятся только ночью, — тело прибило к опоре старого моста в Пайтчли. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Чем раньше вы на них ответите, тем скорее я перестану вам надоедать. Могу я начать? Прежде всего скажите, миссис Фланнери, часто ли ваш муж пользовался бечевником, идущим вдоль Уэлланда?

Эмили смотрела на него в полной растерянности. Никогда не считавшая его великим умом, сейчас она восхищалась легкостью, с которой констебль выбирал слова из огромного их многообразия, предлагаемого английским языком, слова, формирующие связные фразы, — ее же рот был пуст, в нем не было слов, зато скапливалось все больше и больше горячей кислой жидкости, поднимавшейся из желудка. «Меня сейчас вырвет», — подумала Эмили и отошла подальше от Горация Тредуэлла, чтобы не испачкать его форму (она знала, как он ею дорожит).

— Иногда пользовался, — пробормотала она, плотно сжав губы. — Изредка, когда хотел снять крылатых муравьев.

— Крылатых муравьев? В самом деле?

Констебль недоуменно поднял бровь. Эмили видела, что он ей не верит, и этого хватило, чтобы по лицу ее потекли с трудом сдерживаемые слезы.

— Или стрекоз, — произнесла она.

— Но разве можно ночью получить изображение на светочувствительной пластинке? Для этого надобен свет.

— Вы так думаете?

Она чувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.

— Да, я совершенно в этом уверен.

И тут Тредуэлл сделал паузу. Бог знает, откуда он это взял, но только констебль был твердо убежден, что умение вовремя сделать паузу — это черта, присущая всем великим сыщикам, лучший способ смутить и дезориентировать подозреваемого.

— Следовательно, — возобновил допрос констебль, — если ваш муж пошел этой дорогой не для того, чтобы фотографировать, значит, у него имелась другая причина.

— Что вы хотите сказать?

— У мистера Фланнери, очевидно, было с кем-то свидание.

— На бечевнике, ночью?

— А иначе почему он там оказался?

— Может, он решил совершить паломничество…

— Какое еще паломничество?

— Раньше жители Чиппенхэма поручали отцу Джейсона топить щенков в Уэлланде, если помет был слишком велик. Тот делал это по ночам, потому что днем возле речки всегда ошивалась ребятня; а он не хотел, чтобы мальчишки донимали его вопросами: что, мол, у него попискивает там, в мешке из-под картошки?

— Мне что-то не верится в это, миссис Фланнери.

— Да мне и самой не верится, — призналась Эмили со вздохом.

«Чиппинг кроникл» не лишила себя удовольствия изложить все сколько-нибудь правдоподобные гипотезы, вплоть до того, чтобы напомнить о сомнительном происхождении Эмили, о котором достоверно ничего не было известно — то ли ирландка, то ли индианка — разве поймешь! — намекнув при этом, что смерть Джейсона Фланнери, которую доктор Леффертс объяснял падением в реку во время сердечного приступа, могла быть и насильственной: родственники молодой женщины вполне могли отомстить фотографу за ее похищение.

Несмотря на ощутимый покров таинственности, а проще сказать, скандала, похороны Джейсона не собрали огромной толпы народа.

Тем не менее Эмили оповестила о предстоящем печальном событии всех, кто когда-либо встречался с мужем или хотя бы слышал о нем.

Письма с траурной каймой пересекли океан и были вручены учительнице Элейн Гудейл и доктору Чарлзу Истмену (Эмили удалось их разыскать благодаря адресованному Джейсону письму, где они сообщали, что вскоре после трагедии в Вундед-Ни полюбили друг друга, поженились и у них родились шестеро детей, что они даже написали книги о величии и закате народа сиу, а в конце письма интересовались, удалось ли ему благополучно избавиться от «маленькой вонючки» — в буквальном смысле слова, уточняли Истмены, которую они когда-то вверили его заботам); изобретателю гостинцев для лошадей Мэлори Банчу (письмо было отправлено на адрес компании «Лошадиные деликатесы от Банча»); проводнику (имя которого было неизвестно, следовательно, отыскать его поручалось работникам Нью-Йоркской центральной железной дороги), который 3 января 1891 года дежурил в спальном вагоне номер двадцать три; служащей (имя неизвестно) банного заведения доктора Энджела; сестрам милосердия Нью-Йоркской больницы подкидыша (на имя сестры Дженис); Юджину Шьеффелину (из «Американского общества акклиматизации»); Кристабель Панкхерст; сэру Артуру Конан Дойлу; и, конечно, Элси Райт, ее родителям Полли и Артуру и кузине Фрэнсис, и так далее.