Англичане в допетровской России - [26]

.

Жалобы дворян и купцов царь принял близко к сердцу, и вскоре направил Елизавете грамоту, в которой ходатайствовал о погашении указанных в челобитных долгов. Вместе с толмачом Бекманом, доставлявшим в Англию царскую грамоту, отправлялся высланный из страны один из самых «закоренелых» должников — купец Антон Мерш. Однако королева решила встать на защиту своих негоциантов. В ответной грамоте она возлагала всю вину за случившийся инцидент на дьяка посольского приказа А. Щелкалова. При этом Елизавета просила разобраться с долгами своих купцов… боярина Годунова[163].

Осенью 1588 г. в Москву прибыл новый посланник королевы Дж. Флетчер, которому было поручено добиться расширения привилегий для английского купечества. В беседе с царем Флетчер заметил, что с его королевой многие государи пребывают «в братстве, дружбе и любви», но ни с кем она «такой дружбы и любви» не имеет, как с русским царем. После вступительной речи посол подал длинный, из 18 статей список, содержащий ряд просьб королевы. Елизавета выражала надежду, что царь не только подтвердит действие жалованной грамоты Ивана Грозного, но и прибавит новые статьи, иначе английские купцы будут вынуждены прекратить свою торговлю в Московском государстве. Подобное требование, а по сути, ультиматум королевы рассердил царя. «Английским гостям государево жалованье стало ни во что, а тем нечем грозить, что они не поедут торговать в наше государство, — заявил он, — много гостей и кроме англичан, приезжают к нам торговать». Царь Федор заметил, что жалобы королевы на насилие по отношению к отдельным ее подданным, необъективны. Напротив, английских гостей «больше других берегут». Просьбы королевы простить долги купца Мерша, запретить вести торговлю в России, а также через Россию с Востоком другим иностранцам, кроме англичан, «искать Китайские земли», используя суда, проводников и «всякие запасы» русский людей, не нашли поддержки царя. Было отказано королеве и в ее просьбе доверить «суд над англичанами» Борису Годунову[164].

Между тем, ряд просьб английской королевы царь все же удовлетворил. 22 апреля 1589 г. Федор Иоаннович пожаловал ряд новых привилегий Московской компании. Хотя это происходило при Флетчере, Горсей приписал в том заслугу себе. «Я не тратил времени даром, — писал он, — испросил для компании купцов освобождения всех ее контор — в Москве, Ярославле, Вологде, Холмогорах и в бухте св. Николая от всех высоких пошлин, которые на них наложили из-за недовольства, вызванного плохим поведением сэра Дж. Боуса, а также освобождения от уплаты тысячи рублей по случаю строительства новой большой стены вокруг Москвы, за которую все другие купцы обязаны были платить»; прекращения иска московских купцов на 30 тыс. руб., взятых у них Мершем; уплатил 2 тыс. руб., «давно и безнадежно одолженных царем» за медь, свинец и другие товары; займа из царской казны 4 тыс. руб. для купцов с отсрочкой выплаты до продажи их товара; займа у князя-правителя (Б. Годунова) для них без процентов 5 тыс. руб.; «выдачи мне на руки для высылки в Англию всех незаконно торговавших в этих странах купцов»; прощения пошлины, следовавшей царю за этот год за все товары и составлявшей 2 тыс. руб.; привилегии для общества вести торг и обмен во всех его (царя) землях по реке Волге и Каспийскому морю, в Персии, без пошлин и налогов; торговать и обменивать товары во всех владениях «без пошлин и налогов на их товары, как ввозимые, так и вывозимые»[165]. Дарованные царем привилегии англичанам привели в восторг Горсея: «Никогда ни один из посланников не мог получить ничего подобного, хотя бы истратил тысячи; все было утверждено, закреплено и обнародовано князем-правителем в торжественной обстановке перед всеми лордами и чиновниками и объявлено по всему государству».

Разумеется, предоставление царем новых привилегий англичанам не обошлось без вмешательства Годунова. Известный казначей Елизаветы кавалер ордена Подвязки граф Сесиль напрямую обращался к Годунову: «Вздумали было наши гости не торговать больше в вашем государстве для многих обид; но теперь они хотят торговать… если ты, Борис Федорович, станешь их беречь, вперед они другого помощника себе не ищут»[166]. Граф настойчиво хлопотал за беспошлинную торговлю английских купцов и прощение долгов Мерша. В своем ответном послании Годунов заверял: «На английских гостях и то взяли только половину долгов, не велю брать и другой половины, убытков им никаких не будет и во всем их стану беречь, по всем приказам от всяких убытков, и торговля им будет повольная, по-прежнему, государь не велел брать с дворов их никаких пошлин». В одной из грамот королева благодарила Годунова «за исходатайствование подданным ее новых в отправлении торгов привилегий»[167].

Покровительство англичанам со стороны Бориса Годунова продолжалось и в последующие годы. Раздосадованная неуступчивостью царя Федора в отношении привилегированного положения английского купечества в Русском государстве, Елизавета в апреле 1590 г. направила грамоту царю. В ней королева сетовала, что «братская любовь», в которой царь ее уверял, «внезапно изменилась», что видно из «унизительного» обхождения с ее посланником Флетчером. Подобного обхождения «не дозволял себе в отношении к нашему государскому высочеству, — продолжала королева, — ни один государь в Европе; с ним (посланником) обращался самым оскорбительным образом ваш начальный человек или дьяк Андрей Щелкалов, который оказывает себя давнишним врагом наших подданных, а теперь назначен и судьею и участником в тех делах, о которых наш посланник должен был вести переговоры. Такие оскорбительные поступки дают нам справедливый повод подозревать, что ваше высочество не столь хорошо к нам расположены, как мы того заслуживаем. Со времени кончины… Ивана Васильевича нашему государскому высочеству было оказано много разных оскорблений и нашим подданным, торгующим в ваших государствах чинимы были многразличные и непрестанные обиды; в нашем государском терпении мы их оставляли и преходили молчанием, думая, что они будут прекращены и вознаграждены государскою и братскою любовью, которую вы нам свидетельствовали. Но ныне мы доведены до такой крайности, что едва ли нам можно долее их терпеть». А далее Елизавета почти в категорической форме заявляла, что желает «решительно знать» от царя: «Учинены ли они с вашего государского ведома, или сделаны теми, которые на службе вашего величества и которые скорее желают между нами вражды, чем братской любви и приязни»