Ангелы смерти - [2]
ТИМ. А классная была девка, скажи, Джорджи? ДЖОРДЖИ. Или!
АЛЕК. Оторвались вроде. Дайте молочка глотнуть. ДЖОРДЖИ. Это еще что за хмырь посередь дороги пилит? АЛЕК. Сейчас мы его очень вежливо спросим.
Рев мотора усиливается. Свист, потом хохот.
Чего‑то ответил, а чего — я не разобрал.
ДЖОРДЖИ. Я тоже. Еще бы, рванул‑то как!
ТИМ. Во чешет!
АЛЕК. Слушайте, проведаем одного чудилу, у него тут за городом уютненькое гнездышко.
ТИМ. Один, что ли, живет?
АЛЕК. Почему один, и бабец имеется. Тихо, приехали. (Глушит мотор.)
Освещается холл загородной виллы. За пишущей машинкой — ПИСАТЕЛЬ. Его ЖЕНА читает в спальне. Звонит дверной колокольчик.
ПИСАТЕЛЬ. Кого это принесло в такое время?
ЖЕНА. Сиди, я схожу. (Идет к двери.} Кто там?
ГОЛОС АЛЕКА. Извините за беспокойство, миссис, но мне необходима помощь. Произошла ужасная авария, мой друг истекает кровью. Вы не позволите вызвать от вас "скорую"?
ЖЕНА. Мне очень жаль, но у нас нет телефона. Попробуйте позвонить от …
ГОЛОС АЛЕКА. Поймите, от этого зависит жизнь человека.
ПИСАТЕЛЬ. Кто это, дорогая?
ЖЕНА. Какой‑то молодой человек, попавший в аварию. Спрашивает, можно ли позвонить.
ПИСАТЕЛЬ. Так открой, чего же ты.
ЖЕНА (открывает). Вы уж меня простите, но просто мы среди ночи не впускаем незнако…
ДЖОРДЖИ тащит ее в холл. ТИМ туда же приволакивает ПИСАТЕЛЯ. Всовывают им в рот кляпы. АЛЕК проделывает несколько танцевальных па на письменном столе. Все трое в клоунских масках.
АЛЕК (поет). «Сеет дождик, мелкий дождь грибной, и по лужам я шагаю к ней, и я знаю, что я сам не свой, потому что будешь ты моей».
Его дружки обшаривают квартиру.
ТИМ. «И я знаю, что я сам не свой, потому что будешь ты моей!» АЛЕК (нагнулся к Писателю). Смотри же, о возлюбленный брат мой! (Направляется к Жене.)
Затемнение. Зонг.
Пять пальцев на руке, пять пальцев, пять пальцев, пять пальцев на руке знают всякий труд. Раньше без когтей и лап человек был очень слаб, но наступил такой этап, что звери от нас бегут!
Пять пальцев на руке, пять пальцев, пять пальцев, пять пальцев на руке — в этом весь секрет. Могли мы своей рукой резать камень, бить киркой, это спасало род людской в течение многих лет!
Пальцы и голова, пять пальцев, пять пальцев спорят день и ночь, дружбы прежней нет.,. Строить или разрушать? Злу помочь или помешать? Спор этот, друг, тебе решать: подумай и дай ответ! (Юэн Маккоя. Пять пальцев.)
Ночь. Бар "Теплое вымя". Автоматы, выдающие "молоко", представляют собой женские фигуры. К одному из автоматов подходит ТИМ.
ТИМ. Ну, как тебе, Люси, это заведение, подходяще? Ты уж извини, старушка, что я тебя подою.
АЛЕК (Джорджи}. А ну‑ка, закажи однорукому бандиту Людвига Вана.
ДЖОРДЖИ запускает па музыкальном автомате пластинку. Звучит Девятая симфония Бетховена. ТИМ, сев на место, издает губами непристойный звук и тут же получает от Алека удар тростью по ногам.
ТИМ (скривился от боли). Ты чего, обалдел, что ли?
АЛЕК. Где твои хорошие манеры, Тим? Ты же в общественном месте, брат мой.
ТИМ. Пошел ты, знаешь куда. Не люблю я таких шуточек, понял — нет? Я ведь тоже могу…
АЛЕК. А что мозги отшибут, очко не играет? А то сразу забудешь, крошка Тим, что жизнь прекрасна и удивительна. (Смотрит на Тима холодным немигающим взглядом.}
ДЖОРДЖИ. Ладно вам, чухня все это.
ТИМ (с трудом взял себя в руки). Может, разбежимся? А то у меня уже шары в разные стороны…
ДЖОРДЖИ. Точно, погуляли, и будет, пора по домам. Ты как, Алек?
АЛЕК. Ладно, разбежались.
Затемнение.
Квартира Алека. Большой портрет Бетховена в соседстве с анатомическими художествами. АЛЕК складывает в ящик ночную добычу: часы, деньги, драгоценности… Отклеивает перед зеркалом ресницы, ставит кассету с Девятой симфонией, ложится поверх покрывала.
АЛЕК (с закрытыми глазами). «И вошли в город ангелы смерти…» Клево пишет, надо еще что‑нибудь достать… Название чудное — «Заводной апельсин»… Мм, балдеж. Это уже не музыка, такой кайф ловишь, когда зацепишь чувака пером, а из него красная жижица… Ах, Людвиг ван, бесподобный Людвиг ван.
Постепенно АЛЕК погружается в своего рода наркотический транс, его видения разыгрываются в ином ключе, нежели реалистические сцены. Спальня превращается в залу для светских приемов. Породистые мужчины, дамы в собольих мехах. Церемониймейстер возвещает о приходе новых гостей — всё аристократические фамилии. Вдруг он произносит: "Алек–бой!" Оживление в зале. Алек встает с кровати. Заиграли вальс. Алек кружится попеременно со всеми дамами. Он неотразим. В петлице у него белая хризантема. Женщины бросают ему под ноги цветы. Посрамленные кавалеры внезапно выхватывают из своих смокингов револьверы и открывают по нему отчаянную стрельбу. АЛЕК небрежно вскидывает тросточку… и вот уже все противники один за другим картинно падают на пол. ДАМЫ образуют коридор, по которому АЛЕК и КРАСОТКА с флердоранжем в волосах торжественно направляются к брачному ложу, осыпаемые серебром. Но едва Алек успевает взойти на него, как вся эта светская публика разражается отвратительным смехом. Прыскают дамы и сама невеста, от хохота катаются по полу отнюдь не убитые соперники… Ах, вот оно что: сзади у Алека болтается неизвестно кем прицепленный обезьяний хвост! Алек зарывается с головой в подушку, стонет. Видение исчезает. Проходит еще несколько секунд, и вдруг он, как Тарзан, с диким воплем перемахивает через кровать. В следующую секунду он уже стоит лицом к лицу со зрителями, ощерив только что надетые "клыки вампира" в сатанинской ухмылке. Свет гаснет. Утро. АЛЕК спит одетый. Осторожный стук в дверь.
«— Ну, что же теперь, а?»Аннотировать «Заводной апельсин» — занятие безнадежное. Произведение, изданное первый раз в 1962 году (на английском языке, разумеется), подтверждает старую истину — «ничто не ново под луной». Посмотрите вокруг — книжке 42 года, а «воз и ныне там». В общем, кто знает — тот знает, и нечего тут рассказывать:)Для людей, читающих «Апельсин» в первый раз (завидую) поясню — странный язык:), используемый героями романа для общения — результат попытки Берждеса смоделировать молодежный сленг абстрактного будущего.
«1984» Джорджа Оруэлла — одна из величайших антиутопий в истории мировой литературы. Именно она вдохновила Энтони Бёрджесса на создание яркой, полемичной и смелой книги «1985». В ее первой — публицистической — части Бёрджесс анализирует роман Оруэлла, прибегая, для большей полноты и многогранности анализа, к самым разным литературным приемам — от «воображаемого интервью» до язвительной пародии. Во второй части, написанной в 1978 году, писатель предлагает собственное видение недалекого будущего. Он описывает государство, где пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, где уличные банды в совершенстве знают латынь, но грабят и убивают невинных, где люди становятся заложниками технологий, превращая свою жизнь в пытку…
Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин». В романе-фантасмагории «Сумасшедшее семя» он ставит интеллектуальный эксперимент, исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности мира, отказавшегося от войн и от Божественного завета плодиться и размножаться.
«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.
«Семя желания» (1962) – антиутопия, в которой Энтони Бёрджесс описывает недалекое будущее, где мир страдает от глобального перенаселения. Здесь поощряется одиночество и отказ от детей. Здесь каннибализм и войны без цели считаются нормой. Автор слишком реалистично описывает хаос, в основе которого – человеческие пороки. И это заставляет читателя задуматься: «Возможно ли сделать идеальным мир, где живут неидеальные люди?..».
Шерлок Холмс, первый в истории — и самый знаменитый — частный детектив, предстал перед читателями более ста двадцати лет назад. Но далеко не все приключения великого сыщика успел описать его гениальный «отец» сэр Артур Конан Дойл.В этой антологии собраны лучшие произведения холмсианы, созданные за последние тридцать лет. И каждое из них — это встреча с невероятным, то есть с тем, во что Холмс всегда категорически отказывался верить. Призраки, проклятия, динозавры, пришельцы и даже злые боги — что ни расследование, то дерзкий вызов его знаменитому профессиональному рационализму.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Как может повлиять знакомство молодого офицера с душевнобольным Сергеевым на их жизни? В психиатрической лечебнице парень завершает историю, начатую его отцом еще в 80-е годы при СССР. Действтельно ли он болен? И что страшного может предрекать сумасшедший, сидящий в смирительной рубашке?
Москва. Молодой парень знакомится с продавщицей обуви в ГУМе. Так ли проста эта девушка, как кажется на первый взгляд? И что влечет за собой эта встреча? Насколько же сильно может изменить жизнь одно маленькое селфи, не вовремя выложенное в сеть.
Книгу заметок, стихов и наблюдений "Питерский битник" можно рассматривать как своего рода печатный памятник славному племени ленинградского "Сайгона" 80-х годов, "поколению дворников и сторожей".Стиль автора предполагает, что эту книгу будут читать взрослые люди.Игорь Рыжов определял жанр своего творчества, как меннипея ("Меннипова сатира") — особый род античной литературы, сочетающий стихи и прозу, серьезность и гротеск, комизм и философские рассуждения.
Безбожная и безбашенная смесь «романа-исповеди», «спортивного детектива», иронического сюра и… ПОСТМОДЕРНИСТСКИХ ВАРИАЦИЙ на тему «ИЛИАДЫ»!Расширение сознания НЕСТАНДАРТНЫМИ МЕТОДАМИ… Просветление — БЕЗ ОТРЫВА от кручения педалей…Сложная система отношений АХИЛЛА и ПАТРОКЛА нашего времени…Биотехнологии, достойные рибофанка!Полет воображения, достойный Гинсберга и Берроуза!Сюжет, о котором можно сказать лишь одно: ЭТО НЕОПИСУЕМО!
Перед вами первый прозаический опыт поэта городской субкультуры, своеобразного предшественника рэп-группы «Кровосток». Автор, скрывающийся под псевдонимом Тимофей Фрязинский, пришел в литературу еще в 1990-х как поэт и критик. Он участвовал в первых конкурсах современной городской поэзии «Русский Слэм» (несколько раз занимал первое место), проводившихся в клубе «ОГИ», печатался как публицист в самиздате, на сайте Удафф.ком и в запрещенной ныне газете «Лимонка». Роман - путешествие во вторую половину 90-ых, полудокументальная история жизни одного из обитателей Района: работа в офисе, наркотики, криминальные приключения и страшная, но придающая тексту двойное дно болезнь.