Рюкзак, широкое пальто, армейские ботинки,
Идешь загадочно простой, как «Англичанин» Стинга.
Идешь асфальтом и листвой, за кованой оградой,
Идешь Одессой и Москвой, Свердловском, Ленинградом,
Идешь, и падают враги, с тобой твои солдаты,
И мир становится другим, пока идешь, куда–то…
…..
Мда… Исчо раз: я — битник, престарелый. Меня куды пихать, или с кого пенсию требовать?
Рок–клуб — закрыт, все ушли на фронт, то есть на выживание.
Выжили. Дай Бог им.
Остальных — я хоронить заеб…лся, вон, давеча Эдика Нестеренко поминали, из групп «Кофе», «Петля Нестерова» и пр.
Хоть бы одна сука со мной по монитору чокнулась, я же сам не смог приехать и попрощаться, гипс ещё с ноги не срезал.
Царствие ему Небесное!
Свитер — малиновый.
Слаксы: песочно–зелено–серые, вельветовые.
Куртка — НАТОвского образца с капюшоном. Цвет приглушенно зеленый.
Акцент — очки.
Любовь — ОДНА!
Да ладно, индивидуально всё это!
У меня «ковбойский» рост — 188 см с половиной. Вес — 108 кг. Харя — Крюгер позавидует.
Все окрестные бомжи и попрошайки (не наши аскеры!) за годы стали почти родными.
То есть, персонаж, интересный лишь эксклюзивно ментам: сегодня, суки, опять всю денежку выгребли!
Я еврей наполовину — все жёны терялись в догадках, на лучшую или худшую? Хотя какие могут быть половины, если я по матери?
Будь мой папа хоть пингвином преклонных годов (хотя, Витя Колесо утверждает, что Вася Рыжов в Сайгоне на пингвина не походил даже отдалённо) — от этого никуда не денешься!
Ещё и православный, то есть выкрест, к тому же. Причём, моя ряшка явно на славянский типаж не тянет!
По отцу то я вообще хрен знает кто, Пинкертон и ФСБ не раскопают, а мать молчит, как партизан на допросе. Смутно помню только деда по его линии с длинными седыми волосами и, столь же длинными, чёрными валахскими усами.
Про мои корни неплохо говорила моя вторая жена: «Рыжов от евреев унаследовал всю хитрость (будем надеяться, с годами переходящую в мудрость), а от неопознанной второй стороны — такой алкоголизм и распиздяйство, что тут репу чесать надо, кто там побывал!».
На что я благоверной всегда парировал цитатой из фильма «Такси–блюз» Павла Лунгина, тот момент, где таксист спрашивает у алкоголика–саксофониста Мамонова, видя, как тот жадно выпивает свой стакан на опохмеле:
— А я думал, что евреи непьющие!
Петя, выпивая свой стакан, на выдохе отвечает:
— Довели!!!
(Из детской книжки, обработано Игорем Рыжовым).
Утро зло и игриво
Занималось в лесу.
Шла с Абрашею Рива,
Осыпая росу.
Рядом с ней без тревоги,
И доверчив и рыж,
Семенил длинноногий,
Горбоносый малыш.
Изучал от утробы
Жизнь через неё…
А рука юдофоба
Поднимала ружьё.
Оступилася Рива,
Осыпая росу,
И опять всё красиво
В некрасивом лесу.
Можно, тебя дёрнуть за косички,
Детство, неушедшее, моё.
Сигареты, спрятанные спички,
Дедушкино старое ружьё,
Первая бутылка на скамейке,
Выборгской бескрайней стороны,
Семечки, вода за три копейки,
Мамою зашитые штаны.
Ссадины, как стигмы на коленках,
И желанье знаменитым стать.
И любовь зовут, наверно, Ленка,
И живёт она — рукой подать.
Первые, навеки, поцелуи,
Расставанья, первые, навек.
Сам себя к себе теперь ревную,
Видно, так устроен человек.
Славно, что могу я, хоть и редко,
С детством поиграть в его игру.
Видно, что–то держит очень крепко,
А иначе — просто я умру.
С возрастом меняются привычки,
Свято, только то, что позади.
Я не буду дёргать за косички,
Детство, я прошу, не уходи!
………..
Момент возвращения в Детство — то есть в самого себя — свят, пусть, хоть на время! И если было это место — то почти ничто не мешает вернуться туда, хотя бы и не туда, хотя бы и рядом, да, и, пускай, в других ипостасях!
…Я родился под «Гимн Советского Союза», который в этот момент, как и в любые двенадцать часов транслировался по радио, включённом на полную катушку.
То–то я сразу вылезать не хотел, на интуитивном уровне, наверное.
Хотя новорожденные и не слышат ничего, наверное организм воспринял это как дурной знак и всячески сопротивлялся.
На этот свет я появился с рыжими и длинными до плеч волосами, так что санитарка, впервые принеся меня маме, мрачно буркнула: «Забирайте своего битла!». Та повеселилась.
А вот усов и бороды не было. Размеры тоже были обычные, да и бутылки с пивом в руке и сигареты во рту, кажется, не наблюдалось.
* * *
Меня в раннем детстве, как только читать научился, всегда интересовало, почему на заборах «Слава КПСС!» писать прилично, и родной дядя этой фигнёй деньги зарабатывал, а «Х..Й» — нет.
Задавал взрослым вопросы, чем же они отличаются, и получал: «Подрастёшь — сам поймёшь!».
Подрос. Не понял. Или понял, но не до конца. Вот если ко второй надписи добавить «Х…Й ВАМ!», тогда всё становится на свои места, тогда действительно ничем.
Ненавижу гопоту по всей своей сути, хотя, кто я, как не тот же гопник?
После моей третьей постановки на учёт в детстве, после очередного залёта мне оставался лишь один путь — в детскую колонию.
Спас случай, попал под очередную «либерализацию», и был отправлен в детский концлагерь «Р. В.С — Ребята Выборгской Стороны», откуда и попал впервые на Ленфильм на съёмки фильма «Пацаны».
