Ангелы Опустошения - [114]
– Тебе ров нужен?
– Мне нужен ров в форме сердца как у Дали – Когда я встречусь с Кёрком Дагласом я не хочу перед ним извиняться.
А у Рут он сразу пускается в дела и варит консервированных моллюсков в бачке с маслом, одновременно варя спагетти, и, выливая все это, перемешивает, делает салат, зажигает свечу, и у нас у всех получается совершенный Итальянский Ужин со Спагетти и Моллюсками и с хохотом. Врываются певцы из авангардной оперы и начинают распевать прекрасные песни из Блоу и Пёрселла вместе с Рут Эриксон но Рафаэль мне говорит:
– Что это за придурки (почти что «пидурки») – Жутики, чувак.
Ему хочется поцеловать Рут Валер но тут я поэтому он вылетает найти себе девчонку в баре на Минетта-лейн, смешанный бар для цветных и белых уже закрыт.
А на следующий день Ирвин укатывает нас с Саймоном и Рафаэлем на автобусе в Резерфорд Нью-Джерси на встречу с Уильямом Карлосом Уильямсом старым великим поэтом Америки XX века. Уильямс всю свою жизнь районный врач, его кабинет по-прежнему там где он осматривал больных 40 лет и добывал свой материал для тонких Томас-Хардиевых стихов. Он сидит там глядя в окно пока мы все читаем ему свои поэмы и прозу. Ему на самом деле скучно. А кому б не было в 72? Он все так же худ и моложав и величествен, однако, и под конец спускается в погреб и выносит оттуда бутылку вина приободрить нас всех. Говорит мне:
– Продолжай писать вот так же.
Ему очень понравились стихи Саймона и позже он пишет в рецензии что Саймон действительно самый интересный новый поэт в Америке (Саймон склонен писать строки вроде «Проливает ли пожарный кран столько же слез сколько я?» или «У меня красная звезда на сигарете») – Но конечно же Д-р Уильямс любит Ирвина из соседнего Патерсона Нью-Джерси больше всех из-за его громадной, в некотором роде неподвластной критике воющей в целом одинаковости великости (как Диззи Гиллеспи на трубе, Диззи кончает волнами мысли, а не фразами) – Пусть Ирвин или Диззи разогреваются и стены падают, по крайней мере стены вашей ушной веранды – Ирвин пишет о слезах с громким слезным стоном, Д-р Уильямс достаточно стар чтобы понять – На самом деле исторический случай и наконец мы обдолбанные поэты просим у него последнего совета, он встает глядя сквозь муслиновые шторки своей гостиной на нью-джерсийское дорожное движение снаружи и говорит:
– Там полно всякой сволочи.
Я недоумеваю по этому поводу с тех самых пор.
А я провел бо́льшую часть времени за беседой с очаровательной женой доктора, 65, которая рассказывала каким Билл был симпатичным в молодые годы.
Но вот вам мужчина.
44
Отец Ирвина Гардена Гарри Гарден заезжает домой к Д-ру Уильямсу отвезти нас домой, в его собственный дом в Патерсоне где нас ждет ужин и большой разговор о поэзии – Гарри сам поэт (появляется на редакционной странице «Таймс» и «Трибьюн» несколько раз в год с идеально срифмованными стихами о любви и печали) – Но у него есть конек, хохмы и как только он входит в дом Д-ра Уильямса так сразу говорит
– Винцо попиваете, а? Когда стакан у тебя постоянно пуст вот тогда тянешь по-настоящему —
– Ха ха ха, – Довольно-таки недурная хохма, даже, но Ирвин смотрит на меня оцепенев будто это какая-то невозможная в обществе сцена из Достоевского.
– А ничего так себе купить галстук вручную расписанный пятнами подливки?
Гарри Гарден преподает в старших классах ему под 60 собирается на пенсию. У него голубые глаза и песочные волосы как у его старшего сына Леонарда Гардена, ныне юриста, в то время как у Ирвина черные волосы и черные глаза его прекрасной матери Ребекки, о которой он писал, ныне покойной.[150]
Гарри весело везет нас всех к себе домой являя в десять раз больше энергии чем мальчишки что по молодости годятся ему во внуки. У него на кухне с закручивающимися лохмотьями обоев я до чертиков опиваюсь вином пока он читает и хохмит за кофе. Мы удаляемся к нему в кабинет. Я давай читать свое глупое отвязное стихотворение где одни хрюки или «г р р р р» да «ф р р р р т» которыми описываются звуки уличного движения в Мехико —
Рафаэль выпаливает
– Ах это не поэзия! – а старик Гарри смотрит на нас откровенными голубыми глазами и говорит:
– Вы мальчики ссоритесь? – и я ловлю быстрый взгляд Ирвина. Саймон нейтрален на Небесах.
Ссора с Рафаэлем-Бандитом переносится на когда мы ловим патерсоновский автобус на Нью-Йорк, я заскакиваю внутрь, плачу за проезд, Саймон платит за себя (Ирвин остался с отцом) но Рафаэль взывает
– У меня нет денег, заплатил бы ты за меня Джек? – Я отказываюсь. Саймон платит за него деньгами Ирвина. Рафаэль начинает пылко наезжать на меня по поводу того что́ я за бессердечный прижимистый канук. К тому времени как мы доезжаем до терминала Управления порта я практически пла́чу. Он все повторяет: – Ты только прячешь деньги в своей красоте. Это тебя уродует! Ты сдохнешь с деньгами в кулаке и еще будешь спрашивать почему это Ангелы не хотят тебя возносить.
– А у тебя нет денег потому что ты их все время тратишь.
– Да я все время их трачу! А почему бы и нет? Деньги это ложь а поэзия это истина – Смог бы я заплатить за билет истиной? Понял бы меня шофер? Нет! Потому что он как ты, Дулуоз, испуганный скаредный и даже жадножопый сукин сын и деньги он прячет у себя в носках купленных в мелочной лавке. И ему хочется только СДОХНУТЬ!
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.
После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».
Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.
Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.
Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру.Роман «Суета Дулуоза», имеющий подзаголовок «Авантюрное образование 1935–1946», – это последняя книга, опубликованная Керуаком при жизни, и своего рода краеугольный камень всей «Саги о Дулуозе» – автобиографического эпоса, растянувшегося на много романов и десятилетий.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Роман Стефана Цвейга «Кристина Хофленер» (1929) первоначально назывался «Хмель преображения». Это история скромной девушки, которая стоит за конторкой на почте в австрийской глуши. Кристина давно смирилась с убогой нищенской жизнью, с повседневной рутиной. Кажется, ей вечно предстоит штемпелевать конверты. Но неожиданно она – впервые в жизни – получает телеграмму: «С радостью ждем тебя…». И вот благодаря заокеанской тетушке-фее Кристина отправляется на роскошный швейцарский курорт.Кажется, что перед нами сказка об австрийской Золушке.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).