Ангелы не бросают своих - [29]

Кроме того, Вася рассказал байкерам, что его девушка — бывшая журналистка, которая бледна потому, что переживает творческий кризис (чтобы маму не сильно доставали всякими расспросами).

«Творческий кризис» ещё больше поднял репутацию мамы в глазах байкеров, потому что кто понимает в кризисах больше, чем байкеры?

А Света, покатавшись с мотоциклистами, вдруг вспомнила, что она действительно журналистка, и решила написать про Васиных друзей целую серию статей. Она предложила по старой памяти эту серию толстому журналу, а журнал, в свою очередь, обещал выплатить маме неплохой гонорар.

Васе была предоставлена роль почётного консультанта.

Самое смешное, что несколько байкерских подружек, глядя на маму, тоже обрили голову наголо.

— Ничего! — смеялась мама. — Зато у них волосы вырастут густыми! И кудрявыми!

Давно уже мама столько не смеялась, как смеялась сейчас, рядом с Васей. Давно уже не выглядела такой красивой! Андрейка смотрел на неё и нисколько не обижался, что Вася-Ангел катается теперь больше с мамой, чем с ним.

Но ездили они и втроём. «Тормозили». Выезжали и в парк, и за город.

Такого счастливого лета у Андрейки не было никогда за всю его семилетнюю жизнь. Мама чувствовала себя хорошо.

Однажды, когда мама и Вася сидели и пили чай на кухне, Андрейка случайно услышал обрывок их разговора.

— Как ты? — спросил Ангел.

— Хорошо. Ты знаешь, я давно уже так хорошо себя не чувствовала.

— Не устала?

— Устала. Но это не страшно. Просто, понимаешь, я думаю…

— Если хочешь, скажи.

— Ты понимаешь, я ведь тогда решила попробовать… Покататься с тобой. Просто рискнуть… — созналась мама.

— И как?

— Не знаю. Боюсь поверить.

— Боишься поверить себе или мне? — уточнил Вася.

— И то и другое. Но тут дело ещё вот в чём. Я ведь верующая. До тебя мне казалось, что я стала смиряться… что умру. Но…

— Что?

— Но Бог послал мне тебя, Ангела. И Ангел сказал, что ещё есть… ну, если не надежда, то просто шанс… встретить смерть без тоски. Смирение оказалось ложным. Смирение, полное тоски, — ложь! Я не смирилась — я просто всеми силами глушила в себе желание жить, чтоб не было… так больно умирать. Я забыла, что такое радость.

— Да-а… Люди разучились почему-то радоваться просто так.

— Спасибо тебе, Ангел.

— Не за что. Тебе спасибо. С тобой я вспомнил, что ещё могу разговаривать. А то… я так… в большинстве случаев просто треплюсь уже много лет. Ты просто не представляешь, какое это счастье — говорить с человеком на одном языке. И знать, что тебя понимают.

— Почему же не представляю? Представляю… Враньё нас губит. Мы так привыкли врать, что врём сами себе. Врём всегда и везде, даже когда молимся. Мы перестали это замечать… Когда просто благополучно живём… Не дай бог мне забыть, что я сейчас чувствую. Мне кажется, сейчас… Мне легче было бы умереть, чем когда-либо, — тихо призналась мама.

— Ну уж нет! Нет! Пока я слышу такие речи, я буду продолжать воспитательную работу!

Тут Андрейка услышал шум отодвигаемого кухонного табурета. Наверно, это Вася встал, чтобы обнять маму.

— А я согласна. Продолжай! Воспитывай! Вечно и бесконечно!

Тут Андрейка вошёл в кухню, чтобы «воспитательная работа» коснулась и его. Через секунду все трое стояли в маленькой кухне, обнимая друг друга.

Только вот незаметно пролетело полтора месяца, и маме снова подходил срок ложиться в больницу. Хоть она и хорошо себя чувствовала, но никто не знал, как болезнь развивается внутри и надо ли ей опять проходить тяжёлое, изнурительное и даже смертельно опасное лечение.

ГЛАВА 38

Мама собиралась ложиться в больницу. Андрейку снова оставляли на тётю Веру. Только теперь все заранее договорились о том, что на выходные Вася заберёт его к себе.

Тётя Вера поворчала, но согласилась. Своего мнения о Васе тётя Вера, конечно, не поменяла, но, глядя на то, как сияет мама, ворчать перестала. По крайней мере, вслух.

Через пару дней после того, как мама легла в больницу, в гости к тёте Вере пришёл незнакомый мужчина.

Андрейка сидел у тёти Веры в кресле и мучил гитару. И сам мучился с гитарой, если можно так выразиться. Продвижение по самоучителю стало медленным, потому что теперь Андрейке пришлось разбираться в нотах, а это оказалось делом очень сложным.

Мальчик услышал, как прозвенел звонок, потом в прихожей зазвучал мужской голос.

Тётя Вера проводила мужчину в другую комнату и плотно затворила за собой дверь. Через некоторое время они оба, мужчина и тётя Вера, вышли туда, где сидел Андрейка с гитарой.

— А вот и наш Андрюша! — каким-то неестественным голосом произнесла тётя Вера. — Андрюша, познакомься с дядей Колей.

Андрейке пришлось отложить гитару. Он поднялся и сказал:

— Здравствуйте.

Дядя Коля казался обыкновенным человеком. Правда, Андрейка что-то такое почувствовал. Что-то такое неприятное, исходящее от этого дяди Коли. Мужчина рассматривал его так, словно изучал микроб под микроскопом. Уж очень въедливо!

— Здравствуй, здравствуй, коли не шутишь… — приговаривал дядя Коля, похаживая вокруг Андрейки и рассматривая его со всех сторон. — Вот ты какой… Что, на гитаре играть учишься?

— Угу.

— Получается?

— Не очень.

— Чего так?

Дядя Коля, конечно, спросил, почему у Андрейки не получается. Но было понятно, что это его совершенно не интересовало.