– Удивительно, — произнёс декан нашего курса во время заключительной беседы со мной. — Мне казалось, что Вы будете хорошим студентом.
Мне тоже так казалось поначалу, поэтому я промолчал.
— Вот уж никогда бы не подумал, что Вы окажетесь…
Тут декан несколько замялся, потом улыбнулся, и всё-таки закончил:
— Что Вы окажетесь… таким дураком…
— Да, — ответил я.
— Что — «да»? — не понял декан.
— Видимо, так оно и есть, — подтвердил я.
Декан склонил голову набок и посмотрел на меня:
— Жаль, — произнёс он.
— Угу, — кивнул я.
— И Вы не станете проситься обратно? Кое-что можно было бы сделать.
— Спасибо.
— Спасибо — да? Или спасибо — нет?
— Нет.
— Тогда прощайте.
Я взял бумаги из рук декана, и вывалился из институтских дверей.
Окончен бал, погасли свечи…
Итак, я вылетел из института и передо мной встала проблема, о которой я практически не задумывался, пока проходил (пролетал, проплывал, проезжал) программу первого и второго! курсов.
Армия! Передо мной замаячил призрак прапорщика, поддерживаемый под руку призраком старшины. Не то, чтоб я боялся. Нет.
Просто… Сталько всего витает в воздухе, связанного с Армией… Да и всё внутри сигнализировало мне с малых лет, что Армия — отнюдь не моя стезя. Я даже в войнушку не любил играть!
Но — ничего не поделаешь. Короче, я оказался на врачебной комиссии в военкомате.
Меня перекидывали из кабинета в кабинет, и везде я оказывался непоправимо годен.
Я уже стал подумывать, что надо было бы мне как-то напрячься, и всё-таки сдать последнюю сессию. Не смотря на то, что учёба в техническом ВУЗе никак не подходила моей измученной душе. Как началась без желания, так и выдержала всего два курса.
Это тоже была не моя стезя! Не моя! Правда, где моя — я ещё не выяснил.
Мысль о сессии явилась столь же мимолётной, как непродуктивной. Я не люблю смотреть назад. Если часто смотреть назад, можно свернуть шею.
Переходя из кабинета в кабинет, я несколько тормознул на дерматологе. Вернее дерматолог тормознул меня. Дерматолог был древним, как… впрочем, вы уже догадались, как что был древним дерматолог.
Наверное, если выстроить в ряд всех больных с кожными и венерическими болезнями, которые прошли через руки этого деда, можно было бы раза два обогнуть земной шар по экватору. (Ну, полтора — уж точно!).
Дед приказал мне наклонить голову. Его очки съехали на нос. Он крякнул, и произнёс:
— Давно?
Дело в том, что я не идеален. (Вот уж удивил!). У меня на коже головы, под волосами, периодически появляются красные круглые бляшки, на которые я практически не обращаю, и никогда не обращал никакого внимания.
Бляшки эти тем больше шелушатся и чешутся, чем больше пакостей сваливается на мою бедную голову. А поскольку вылет из института — сам по себе довольно большая пакость, а ещё большая пакость — это всё, что пришлось мне выслушать после того, как пакость № 1 произошла со мной…
Ну, и кроме того… Нет, я нисколько не переживал от всего этого… Я не подавал ни виду, ни повода… а эти гадостные бляшки шелушились и шелушились… даже на бровях появились… на груди и на некоторых других местах, где у меня имелась какая-никакая, но растительность…
— Что? — переспросил я у деда-дерматолога, так как сналёту не понял, к чему относился его вопрос.
— Болеешь давно? — дед указал пальцем на бляшку на моей груди.
— Всю жизнь, — ответил я. — Когда — больше, когда — меньше.
— Странно, — пожал плечами дед, подходя к столу и листая моё дело. — Тут ничего не написано… Не отображено…
Хорошее слово употребил дед. «Не отображено»… А что, и где о нас отображено? Кто его отображает? И для чего? Кто и что может знать, например, обо мне?
Дед-дерматолог не дал мне поразмышлять. Призывная комиссия — не место для размышлений.
— Поедешь к доценту, — в приказном тоне произнёс дед. — Вот направление. Пусть доцент решает.
Как ни странно, когда я вышел за дверь кабинета, я разобрал, что было накарябано в направлении. Там было написано: «Псориаз?»
«Ещё этого не хватало, — подумал я. — Нужна мне эта головная боль! Ехать куда-то, непонятно из-за чего…».
Вечером мне пришлось показать направление матери.
После моего вылета из института мать ходила по дому с поджатыми губами. Весь её понурый вид, опущенные плечи и грустно-презрительное выражение лица говорили о том, какой я неблагодарный (свинья). Мол, столько сил было вложено в моё поступление, столько надежд возлагалось на меня, после того, как (я, бы,) институт закончил…
А теперь вот — впереди Армия, и нет просвета в моей непутёвой жизни… Ах, как трудно быть сыном, не оправдавшим надежд!
Если бы я ещё сам посокрушался! Да повинился! Да посыпал голову пеплом! Да побился бы лбом о стену! Но…
Мать покрутила направление в руках, не проявляя никаких чувств, кроме вышеизложенных.
— Нет у тебя никакого псориаза, — сказала мать. — Это у тебя такой дерматит… я забыла, как он называется… я в детстве тебя водила к врачу… Ну, там диету надо было соблюдать… не нервничать…
Мать стояла, держала направление в руках. Потом на её лице появилось странное выражение.
— Ты понимаешь… — тихо сказала она, — А ведь псориаз — это такая болезнь, по которой дают освобождение от Армии. Я вспомнила! У моей подруги муж не служил, потому, что у него псориаз! Это шанс! Тогда ты сможешь снова поступить в институт!
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
