Ангел на мосту - [2]

Миссис Пастерн удалось заранее предупредить большинство соседок по телефону, так что они уже приготовили деньги и ей не грозило унизительное ожидание в дверях, выпадающее на долю несчастных агентов по продаже энциклопедий. В иных домах она оставалась поболтать с соседкой и выпить рюмочку хереса. Пожертвования в этом году были обильнее, чем в прошлом, и при виде крупных сумм, проставленных на чеках, которые она запихивала себе в сумку, миссис Пастерн испытывала приятный трепет, хотя и понимала прекрасно, что к ней эти чеки не имеют ни малейшего отношения. К Серклифам она попала уже в сумерки. Она выпила у них виски с содовой и засиделась дотемна. Прямо от них она поспешила домой готовить ужин.

Когда приехал муж, она приветствовала его радостным возгласом:

— Сто шестьдесят долларов в фонд желтухи, представляешь? — И прибавила: — Я обошла всех, кроме Блевинсов и Флэннаганов. Мне так хочется завтра к утру сдать все, может, ты съездишь к ним, а я пока приготовлю ужин?

— Но ведь я с Флэннаганами незнаком, — сказал Чарли.

— Ну и что ж? С ними никто незнаком. Зато в прошлом году они подписались на десять долларов.

Чарли был утомлен, озабочен делами, и в том, как жена его укладывала свиные отбивные на решетке духовки, ему виделось всего лишь унылое продолжение скучного, нескончаемого дня. Он был рад сесть в машину и помчаться к Блевинсам — может, они предложат ему выпить с ними. Но Блевинсов не оказалось дома: служанка подала Чарли конверт с чеком и захлопнула дверь. Заворачивая к Флэннаганам, он старался припомнить, видел ли он их когда-нибудь прежде. Фамилия его воодушевляла — с кем, с кем, а с ирландцами он умеет ладить! Через застекленную дверь в прихожую Чарли увидел полную рыжую женщину. Она поправляла в вазе цветы.

Инфекционная желтуха! — бодро крикнул он.

Женщина заботливо осмотрела себя в зеркало и засеменила к дверям.

— Войдите, пожалуйста, — сказала она чуть слышно, замирающим девичьим голоском. В ее внешности, впрочем, девичьего было довольно мало. Волосы были крашеные, пора цветения кончилась — по всем признакам ей было сильно за тридцать. Но при этом она сохранила, как это бывает у некоторых женщин, ужимки и манеры хорошенькой восьмилетней девочки.

— Только что звонила ваша жена, — сказала она, по-детски отчеканивая каждое слово. — Боюсь, что у меня сейчас нет денег, то есть нет при себе… Но если вы подождете минуточку, я просто выпишу чек… если только найду свою чековую книжку! Что же вы не пройдете в гостиную? Здесь как-никак уютнее.

Было видно, что камин затопили только что, перед самым его приходом. На столе стояли стаканчики и бутылки. С отзывчивостью бездомного бродяги Чарли всем своим существом потянулся к уюту. «Интересно, где мистер Флэннаган! — подумал он. — Может, задержался в городе и сейчас едет домой вечерним поездом? А может, он уже дома и переодевается где-нибудь наверху? Или принимает душ?» Миссис Флэннаган отошла в другой конец комнаты, где стоял письменный стол, и стала торопливо перебирать лежащие на нем навалом бумаги, то тихо ахая, то вздыхая, как девочка.

— Мне, право, так неловко, что я вас задерживаю, — сказала она, может быть, вы что-нибудь выпьете пока? Там на столе все есть.

— Каким поездом приезжает мистер Флэннаган?

— Мистер Флэннаган в отъезде, — сказала она. И тихо прибавила: — Вот уже шесть недель, как он уехал…

— Ну что ж, — сказал Чарли. — Я бы немного выпил, но только вы должны составить мне компанию!

— Если не очень крепкое…

— Сядьте, пожалуйста, — сказал Чарли. — Сперва спокойно выпьем, а потом вы поищете вашу чековую книжку. Когда что-нибудь ищешь, главное — не волноваться.

Слово за слово, они выпили по шесть стаканчиков каждый. Миссис Флэннаган откровенно и простодушно рассказала о себе и о своих делах. Мистер Флэннаган колесит по свету, торгуя пластмассовыми зубоврачебными инструментами. Она же путешествовать не любит. В самолетах у нее кружилась голова; нынешним летом, когда ей в Токио подали на завтрак сырую рыбу, она взяла и уехала домой. Прежде они с мужем жили в Нью-Йорке, где у нее было много знакомых, но мистер Флэннаган решил, что в случае войны в пригороде будет безопаснее. А по ней — лучше жить, подвергая свою жизнь опасности, нежели погибать от тоски и одиночества. Детей у них нет, и ей ни с кем здесь не удалось подружиться.

— А я вас давно заприметила, — сказала она с игривой ужимкой и потрепала его по колену. — Я видела, как вы прогуливали ваших собак в воскресенье, и потом я еще видела, как вы проезжали мимо моего дома в машине…

Образ женщины, тоскующей у окна, показался Чарли бесконечно трогательным. Но что трогало его еще больше — это полное, дебелое тело миссис Флэннаган. Ах, он прекрасно знал — это всего лишь отложения жира, не несущего никакой творческой, производительной функции в организме, всего лишь подушка для скелета! И все же, сознавая это более чем скромное место, отведенное полноте в системе мирозданья, Чарли Пастерн, человек солидного возраста, был готов чуть ли не душу отдать за нее — за женскую полноту и мягкость. Намеки миссис Флэннаган на непосильное бремя одиночества делались все более и более прозрачными, и Чарли даже несколько растерялся поначалу. Впрочем, после шестого стаканчика, обняв ее за талию, он предложил подняться наверх и поискать чековую книжку вместе.