Anenerbe - [40]

— Из-за покойника они поссорились, — прозвучал голос.

Виталий Борисович обернулся.

Слава в одиночестве пил пиво и, похоже, скучал. Публики поубавилось, а света в помещении напротив прибавилось.

— Какого покойника? — произнес товарищ Шумный и глотнул пива, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.

— Коля сказал, видел на днях покойника. Только не в гробу, а на своих двоих, улавливаешь? Вроде, как призрак. А ему и не поверили, слово за слово — вышли переговорить.

— Ты выходил?

— А мне к чему? Кто покойника видел? Колю я знаю — болтать не будет. И в драку просто так не полезет. К чему лезть в драку без причины? Обидели его, не поверили, под сомнение поставили, а это уже серьезная причина.

— Ты его знаешь?

— А кто его не знает. Коля Сиваков, работает на пилораме, нормальный парень, кружку всегда купит — никаких проблем…

Найти Колю также не представляло больших проблем. В небольшом ангаре, упрятанном в одном из переулков рабочей окраины, стоял пронзительный вой пилы, а в воздухе кружилась древесная пыль. Несколько мастеровых, в одном из которых Виталий Борисович без труда опознал Сивакова. Дискуссия, вероятно, и в правду зашла слишком далеко, а приложился оппонент основательно — синяк получился значительный.

Пару минут Виталий Борисович безрезультатно кричал и показывал знаки — шум в помещении стоял чудовищный. И только когда на пол свалилась очередная свежевыструганная доска, удалось объясниться.

— Чего? — спросил Коля, — поговорить? Некогда мне говорить, если хозяин разрешит. Откуда я знаю, где он? Уехал или в офисе. Даст добро, поговорим. Мне с выработки платят. Сколько напилю, столько и заплатят. Ты же за меня пилить не будешь? А то давай попили, а я поговорю, — и смачно сплюнул.

Хозяин — новоявленный капиталист — к предложению переговорить с работником отнесся скептически, однако решил все же не ссориться с представителем право порядка и сдался.

— Только недолго, мы на прошлой неделе три дня стояли, заказчика подводим, едва уговорил — кругом конкуренты. Понятно, что дело важное, но и вы меня поймите, я же не могу круглосуточно сидеть в конторе.

— Пятнадцать минут, — пообещал Виталий Борисович, — со мной пройдете или бумажку напишите?

— Да бросьте вы! Говорите, но только короче.

Николай только кивнул и выключил станок, который еще некоторое время по инерции вращался и скрипел от недовольства. Сели у входа на приготовленные к отправке оконные блоки, еще пахнувшие свежей древесинной.

— Капитал давит? — для начала поинтересовался товарищ Шумный, наблюдая как Николай решил совместить полезное с приятным — доставал непослушными пальцами сигаретку.

— Прежде тоже давили, — не поддержал милиционера Сиваков, — заявление, что ли, написал?

— Меня не интересует драка и заявления никто не писал. Нет заявления.

Взгляд удивленный и не такой сердитый — можно продолжать.

— Вы говорили, видели покойника, — продолжил Виталий Борисович, — вот покойник меня и интересует.

Струйка дыма — кисловато-горькая неожиданно заползла не по назначению — товарищ Шумный кашлянул и посмотрел на часы. Однако Николай продолжал курить, молчать, явно над чем-то размышляя.

— Покойника звали Сидорчук, — наконец произнес он, — Ефим Пафнутьевич Сидорчук. Мой отец ему гроб делал. Он всем делал гробы, этим и жил. Приходил, снимал мерку, а потом делал гроб — за три дня, если по индивидуальному заказу. Это сейчас хоронят, как придется, а прежде, отец сказывал, иначе люди жили и помирали иначе. Лично его я не знал, не было меня — не родился еще, а фотография была. В галифе и кожанке на ступеньках стоит. Ефим Пафнутьевич. Важная персона. А тут на днях иду домой. Фонари не горят, но уже темно, и прохожих, чтобы как днем, не много. Нет вообще прохожих — времена-то нынче смутные, себе дороже под раздачу попасть. Молодежь озорует и не посмотрит — тукнут по голове, а уж потом разбираться будут. Вижу: идет кто-то навстречу, а у меня в кармане всегда гайка, — и Сиваков наглядно продемонстрировал средство самозащиты. Сжал в руке, и в сторону, от греха подальше — не понравился мне прохожий. И сам не знаю почему, что-то в нем было.

— Агрессия? — подсказал Виталий Борисович.

— Агрессии не было, нервозность какая-то и мурашки забегали.

— Как он был одет?

— Обычно, ничего особенного — плащ или пальто, не помню, брюки… не до того было, чтобы разглядывать. Ну и замедлил шаг, а потом и вовсе остановился — любопытство взыграла и мысль в голову — а где я его мог видеть прежде? Проходит, значит, он мимо и как на меня зыркнет!

Николай крепко затянулся и поднял глаза.

— Вы покойников видели?

— А как же, — кивнул Виталий Борисович.

— И я видел. Этот точно покойник! Только глаза открыты, а так — вылитый покойник. И глянул он меня, как покойники глядят! Ужас! Щеки впалые и ни кровинки.

— А почему Сидорчук?

— Не знаю. Домой добрался — всего колотит и сна ни в одном глазу. А взгляд словно приклеился. Я и лицо ополоснул и заварки глотнул — ничего не помогает. Помню, что прежде видел, а где — не пойму. А через день полез в шкаф — искал что-то. И тут его увидел — Ефима Пафнутьевича. Только на фото он был живой, а вечером мертвый.