Андрейка - [10]
Подобравшись к самой Каменке еще глубокой ночью, Михальков приказал роте остановиться, залечь и ожидать дальнейших приказаний. Он рассчитывал к рассвету получить уточненные данные разведки и тогда сразу двинуться на разгром гитлеровского гарнизона.
Михальков нервничал, злился на начальника штаба отряда: никакой разведки, все на авось!
Вчера с согласия матери в Каменку отправился Андрейка. Но вдруг он попадется?.. Командир отряда спустился на широкий пень близ куста орешника и задумался.
...А в это время Андрейка осторожно возвращался к избе бабушки Василисы. Он полз огородами и густыми кустами ягодников и запоминал все, что попадало в поле его зрения.
Возле каменного здания школы Андрейка насчитал семнадцать автомашин, накрытых брезентом защитного цвета. По сторонам их, в неглубоких канавках, стоят два пулемета. Возле них, растянувшись на земле, храпят гитлеровцы. Неплохо бы заглянуть еще во дворы, нет ли и там машин. Но время было спешить к своим.
Возле избы Ахрема Наумчика Андрейка вскочил на ноги и быстро помчался по огороду. Дом бабушки Василисы был теперь рядом. И едва мальчик поравнялся с хлевом, прилегающим к дому, как тут его и заметили осоловевшие за бессонную ночь глаза Романа Томашука.
Уже которую ночь Томашук следил за хатой Василисы, ждал появления Зинаиды Антоновны или ее сына. Старался напасть на след партизанского отряда, чтобы выслужиться перед оккупантами. И вот дождался!
Андрейка только-только собрался ступить на вытоптанную у избы тропинку, как вдруг перед ним, точно из-под земли, вырос высокий чернобородый Роман. Несколько мгновений они так и стояли друг против друга и за эти напряженные мгновения успели полностью увериться: Роман — в своем превосходстве над мальчишкой, а Андрейка — в безвыходности своего положения.
— Вот мы и встретились, голубок! — злобно прошипел Роман, схватив Андрейку за руку.
— Пустите! Мне к бабушке! — по-детски беспомощно вскрикнул он.
— Сначала к дедушке пойдем! — И Томашук схватил мальчика на руки, крепко прижал лицом к своему левому плечу, чтобы тот не мог закричать, и, воровски оглядываясь по сторонам, напрямик через огород бросился к каменному строению, в котором размещалась немецкая комендатура.
...Когда достаточно рассвело, Яким Михальков поднялся с пня. Приятный сосновый запах щекотал ноздри. В ушах шумело, и этот шум сливался воедино с утренним шелестом древесной листвы.
Прячась за кустами, Михальков направился к дозорному и скорее для собственного успокоения спросил:
— Андрейка не появлялся?
— Нет,— хмуро ответил партизан, который, как и его командир, был уже почти уверен в том, что с юным разведчиком случилась беда.
— Так...— Командир вздохнул.— Ну что ж, больше нам тут делать пока нечего...
Несколько минут спустя по его приказанию бойцы отошли на исходные позиции, чтобы здесь, на опушке, их никто не мог обнаружить. За все время войны это был первый случай, когда рота Михалькова без боя отходила назад.
Глубже в лесу, недалеко от зоны партизанского отряда, Михальков встретил Мартына и начальника штаба. Не говоря ни слова, оба они вытащили из карманов портсигары и протянули командиру роты, предлагая закурить. Тот с жадностью схватил махорочную самокрутку из портсигара начальника штаба — на марше курить строжайше запрещалось — и, прикурив у Мартына, тяжко вздохнул:
— Жаль хлопца...
— Пока неизвестно, что могло с ним случиться,— ответил командир отряда. И, повернувшись к начальнику штаба, добавил: — Придется снова пересматривать план операции.
Тот в знак согласия молча кивнул головой.
Каменка раскинулась вдоль шоссейной магистрали Минск — Москва, в четырнадцати километрах от районного центра. От других сел Каменка отличалась несколькими каменными строениями, сохранившимися с давних времен,— видно, этому она и обязана своим названием, — и довольно большим количеством жителей, что делало ее вторым центром в этом районе.
Гитлеровцы учитывали значение Каменки еще и как железнодорожной станции. Важно было для них также то, что неподалеку от местечка находилось большое торфяное болото. Торф, добытый там еще до войны, шел на топливо.
Комендант Каменки хоть и подчинялся начальнику районной комендатуры, но действовал самостоятельно, проявляя широкую инициативу. Прибыв сюда, он сразу же занял каменное здание бывшего почтового отделения, приказал обнести его высоким забором и принялся наводить жестокий «новый порядок».
Деятельность коменданта, возможно, была бы и еще более активной и широкой, если бы в Михеевских лесах не появились партизаны. Они перехватывали автомашины с награбленным фашистами добром, выручали советских людей, которым угрожал угон на гитлеровскую каторгу в Германию, а главное — прекратили предпринимательскую деятельность коменданта и его головорезов. Тот попытался было поставить в лесу циркулярки, с тем чтобы на месте валить белорусский лес, пилить его на первосортные доски и отправлять их к себе домой. Но народные мстители очень быстро покончили и с этими «предприятиями», и с теми, кто осмеливался сунуться в лес. Больше того: хоть и немало месяцев прошло с тех пор, как немцы оккупировали территорию района, а хозяевами на ней так и не смогли стать. С каждым днем ширилась боевая деятельность партизан дядьки Мартына, и это вынуждало фашистов держаться поближе к своим гарнизонам.
В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.