Андрей Старицкий. Поздний бунт - [157]

С дружинниками обошлись сердобольней: отправили их на пушной промысел за Камень без права возвращения. Детей боярских и выборных дворян, изменивших присяге, повесили у дороги на Великий Новгород. На версту друг от друга. На ужас путникам и на радость воронью.

Около полугода голодал в застенке князь Андрей Иванович, прежде чем почить в Возе. Хоронили его с великими почестями, упокоив в соборе Архангела Михаила.

Царица Елена позволила допустить на похороны княгиню Ефросинию с сыном Владимиром Андреевичем, после чего их отвезли в Верею под неусыпный пригляд.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Елена Глинская ненамного пережила свои жертвы. Она умерла во цвете лет. Как предполагали современники, ее отравили. Винили даже в этом княгиню Ефросинию, будто бы она отомстила за своего супруга. Но большинство склонялось к тому, что это дело князей Шуйских. И это, пожалуй, ближе к истине. Ефросиния, каждый шаг которой был под контролем не только стражников, но и тайного дьяка, жила с сыном под надзором в Верее, а оттуда много ли наметишь? Иное дело - Шуйские. Они - у самого трона. К тому же им царица Елена, вопреки предупреждениям Овчины-Телепнева, безгранично доверяла.

Справедливо подобное умозаключение еще и потому, что, как только схоронили Елену, князья Шуйские свершили переворот. Овчину-Телепнева оковали и уморили в темнице, как уморил он князя Михаила Глинского и дядей государя Ивана Васильевича Юрия с Андреем. Более того, по приказу князя Василия Шуйского, объявившего себя главой Верховной думы, арестовали Агриппину Колычеву, несмотря на слезы державного отрока, вдруг оказавшегося беззащитным.

Князья Шуйские набрали силу. Они оттеснили, как и мечтали, юного царя Ивана Васильевича, тогда еще не Грозного. Они правили Думой, решали державные дела, не забывая ублажать себя, и в гордости своей не замечали, как Бельские, объединив усилия с князем Юрием Булгаковым-Голицыным и сыном знаменитого Хабара-Симского, готовили их свержение.

Момент настал: князь Василий Шуйский, уже почитавший себя царем всей России, скоропостижно скончался. По слухам, тоже был отравлен. Продолжить его дело намеревался Иван Шуйский, он даже арестовал Ивана Бельского, обвинив в отравлении брата, и сослал в Иосифо-Волоколамский монастырь митрополита Даниила, лишив его сана, но больше ничего князь сделать не успел: ему изменил поставленный им же на митрополию Иосаф.

Бельские взяли верх.

Можно было ждать гонений и даже казней, но ничего подобного не произошло. Только некоторых наместников, поставленных Василием Шуйским, сменили. Отозвали из Пскова князя Андрея Шуйского, под игом которого город стонал, но и его оставили без наказания.

Важный добродетельный шаг предприняли Бельские, вызвав в Кремль княгиню Ефросинию с сыном Владимиром. Поначалу их поместили в уединенном доме почти у кремлевской стены, но вскоре представили государю Ивану Васильевичу. Двоюродные братья обнялись. По воле Ивана Васильевича князю Владимиру Андреевичу и его матери возвратили все прежние богатые вотчины, добавив к ним еще и Дмитров; позволили иметь свой двор, дружину, бояр и слуг княжеских, вернули и кремлевский теремной дворец.

Как братья зажили Иван Васильевич и Владимир Андреевич, с годами мужая, а когда царь обрел полную самодержавную власть и перестал нуждаться в чьей-либо поддержке, он не оттолкнул двоюродного брата от себя. В походах Владимир Андреевич почти всегда находился при стремени царя, в Думе занимал почетное место, вхож был к самодержцу в любое время. Княгине Ефросиний радоваться бы такому миру и согласию, она же постоянно внушала сыну, что не он должен служить Ивану, а Иван ему.

Пала Казань. Ликовала Россия. Еще более ликовал сам Иван Васильевич, теперь уже Грозный, у которого еще один великий праздник: родился сын Дмитрий[158] - наследник престола.

Князь Владимир Андреевич искренне (его еще не смутила основательно мать) радовался вместе с Иваном Васильевичем, особенно когда двоюродный брат-государь предложил ему стать крестным отцом Дмитрия. Однако в то самое время княгиня Ефросиния пошла в наступление.

Царский поезд с наследником, которого крестили в Троицко-Сергиевой лавре, возвратился в Москву. Запировал Кремль, опустошая кубки с вином фряжским, медом хмельным за здравие царя и его сына-наследника.

Когда празднества утихомирились, княгиня Ефросиния обратилась к сыну:

- Поведаю тебе великую тайну: Иван-царь - нагулянный. Ты с ним бражничать продолжай, но начинай уже принимать меры, дабы овладеть престолом, тебе от рождения предназначенным. Духовная Василия Ивановича сохранена моим старанием. Придет время, и она будет оглашена. Вот тогда и сгодятся тебе сторонники, какими старательно обзаводись.

Долгий разговор в тот вечер был у матери с сыном. Очень долгий.

- Ты умен, осанист, обаятелен, - говорила Ефросиния сыну, - ты можешь ладить с людьми, вот и плоти их вокруг себя, да не только князей и бояр, не обходи вниманием даже дворян. Они особенно любят, когда перед ними не чинятся. В нужный момент для тебя это станет решающим.

- Понимаю, матушка.

Вот так вплелась в отношения двоюродных братьев фальшь, которую Иван Грозный сразу почувствовал, но не поспешил делать выводы, решив проверить, верны ли его подозрения.