Андалусская поэзия - [61]

Шрифт
Интервал
Как пальцы писца, выводящие строки прилежно.
А солнце все это волшебным лучом освещает,
Воды серебро оно в золото вдруг превращает.
И вот уже золотом блещет речное теченье, —
Как будто сквозь щек белизну золотится смущенье.
А птицы щебечут, друг другу ничуть не переча,
И проповедь их над рекой — образец красноречья.
* * *

Перевод Е. Николаевской*

Недужный, в чьем сердце любовь поселилась слепая,
Кого одарила слезами надежда скупая, —
Как войско — свое снарядил против страсти терпенье,
Но ветер сменился — оно отступило в мгновенье.
Дул ветер из края любимой — и я на рассвете
Рыдал как дитя, — и неистовый вторил мне ветер.
О нежные губы и щеки в краях чужедальных!
Отточенный меч стережет их в покоях печальных.
У стен крепостных нет покоя бессонным влюбленным,
И конское ржание вторит их горестным стонам.
Там девушек тонких, прекрасных и ликом и станом,
Мечи навостренные в бденье хранят неустанном.
О сколько надежд пресекается вкупе с мечтами
Скрещенными копьями и сторожами — мечами!
О чудо мое! Твои очи, что всех восхищают,
Лишают влюбленных ума и покой похищают.
Любимой моей красота — есть ли сила сильнее?
Какая красавица может соперничать с нею?
Лев в зарослях прячется, света ее опасаясь,
В нее влюблены ожерелья, что шеи касались.
С моею возлюбленной кто еще может сравниться?
Как хвалится пояс ее, как влюблен, как гордится!
Но так длиннонога она, что едва ли браслеты,
Обвившие ноги, услышат признание это!
Обеты живой красоты словно тень быстролетны.
Они кратковременны, неуловимы, бесплотны.
Виною — любовь, я подобен руинам в пустыне.
И в сердце недуг мой особо мучителен ныне.
Но в теле моем мало пищи уже для недуга.
Два чувства столкнулись в душе: два врага или друга:
Любовь и забвение… Жажда и зной нестерпимый.
Лишь ты — и вода и прохлада… И в ноги любимой
Бросаюсь с мольбою безумной: прислушайся к зову!
Иначе умру я от жажды без тени и крова.
Я жалкий твой раб — пребывать я готов в униженье:
Увы, мне ничто не поможет в моем положенье!
На помощь зову — но кого? Я не нужен, непрошен.
Я даже хваленым терпеньем безжалостно брошен.
* * *

Перевод Е. Николаевской*

Солнце ли это в пурпурной короне,
Или на иве луна, как на троне?
Зубы ли, жемчуг блистательно белый?
Нежные взоры ли, острые стрелы?
Щеки румяные — розы, пионы,
Локоны черные — два скорпиона.
В гуле хулы голоса различаю:
«Раб ли девицы ты?» — «Да!» — отвечаю.
Снова спросили: «А как это было?» —
«Да на невольничьем рынке купила…»
«Был ли законный посредник при этом?» —
«Как же, конечно!» — не медлю с ответом.
«Были свидетели…» — я продолжаю,
Воображение их поражая.
«Как себя сам без борьбы и без спора
Ты униженью подверг и позору!»
Верно, униженный раб я, не скрою,
Только меня вы оставьте в покое.
Пусть я унижен, но не уничтожен,
Куплен я той, что души мне дороже,
Той, за которую жизнь положу я,
Душу отдам я свою — не чужую…
С просьбой я к ней обратился, — и сразу:
«В двух твоих просьбах не будет отказа».
«Щечки коснуться почел бы за счастье». —
«Лоб, и глаза, и уста в твоей власти!»
«Но сторожат завитки-скорпионы». —
«Ты испугался? О, что за влюбленный!»
«Глаз твоих стрелы — пред ними робею». —
«Трусости не замечала в тебе я».
О не судите меня слишком строго,
Все недостатки влюбленных — от бога.
Пусть виноват — снисхожденья достоин.
Легок был суд, справедлив и спокоен.
Есть приговор… Но, друзья по недугу,
 Кубок пустите, пустите по кругу!
* * *

Перевод Е. Николаевской*

Свою порадуй страсть горючими слезами.
Не говори слезам: «Как я измучен вами!»
В слезах не утонул, но высох я от плача,
Бесплотен стал почти, я стал почти прозрачен.
Ты далека — и прочь мои смывают слезы
Потоками дождя бессонницы и грезы.
О как горька слеза воспоминаний сладких…
О стойкий аромат, о мускус мигов кратких!
Я не страдаю, нет, совсем не в этом дело:
Страдать моя душа ответно не умела!
Я клял любовь свою, раскаялся я ныне:
О господи, прости мне тяжкий грех унынья…
* * *

Перевод Е. Николаевской*

На цвет небес вечерних взглянуть необходимо:
Так выглядит влюбленный, что разлучен с любимой.
И солнце будто медлит, застыв неподалеку, —
Глядит с живым участьем, рукой подперло щеку.
Оно на гладь залива тень красную бросает —
Любви смущенной робость и плач соединяет.
И вот оно упало, как кубок в час вечерний,
Что выронил из пальцев неловкий виночерпий.
* * *

Перевод Е. Николаевской*

Как мне быть, коль мой соперник — повелитель мой:
Белая луна, что светит над тщетой земной,
Мне стеречь она велела звезды в тьме ночной.
Звезды… Сладостные муки причиняют мне.
А она — как меч блестящий, как стальной клинок,
Как газель — стройна, пуглива в чуткой тишине,
Взор ее проникновенный томен и глубок.
К ней одной стремится сердце, ею грудь полна,
Убежавшая из рая, весь мой мир — она.
Многословны описанья — красота ж одна.
И она — как меч блестящий, глаз не отвести!
Неуступчивостью, станом — как стальной клинок.
Как газель, затрепетала на моем пути,
А пугливый взор — так нежен, томен и глубок.
Я истерзан, я измучен, я сожжен дотла,
И бессонница простерла надо мной крыла,
Сердце в ранах, сердце в шрамах, но любовь цела.
Вот опять она выходит, бед моих исток,
Разгорается сраженье — вновь повержен я:
Снова, жалости не зная, меток и жесток,
Продолжить чтение
Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)

Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.

Рекомендуем почитать
Панчатантра

Древний сборник индийских басен «Панчатантра» («Пять книг») был составлен в наиболее ранней редакции в III—IV вв. н. э. неизвестным автором. Первоначально он служил педагогическим целям — это была «наука житейской мудрости», по которой обучались юноши.Каждая из пяти книг памятника представляет собой самостоятельный рассказ, герои которого по ходу действия рассказывают басни, иллюстрирующие обычно то или иное поучение. Текст изобилует стихотворными вставками. Сборник написан хорошим литературным языком и является одним из лучших образцов прозы классического санскрита.

Поэзия Ду Фу в переводах А.И.Гитовича

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.

Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.

Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.

Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.