Андалусская поэзия - [59]

Взор ее исполнен томной неги, —

От него не сплю во тьме ночной;

Бедра тяжелы, но эта тяжесть

В небеса взметнула разум мой!

Уст газельих нежная прохлада

С жаркими упреками слилась.

Знаю — моего страшится взгляда

Ледяной души немая власть, —

Я вздохнул, но дева — вот досада! —

Не велит мне поцелуй украсть!

В ней жеманство робкой антилопы,

Гибок стан ее, как ветвь весной, —

В три ручья мои струились слезы,

Страсть моя сплела ее со мной.

Ты, наверно, райское творенье,

Послано к нам волей божества, —

Вечных истин олицетворенье,

А не лик земного существа, —

Но любви заветные стремленья

Умерщвляет подлая молва!

И любовь дала приказ мне странный:

Муками очистить пыл такой, —

Вздуй огонь — и над жаровней страсти

Фимиама запах колдовской!

Ты красу свела с вершины горной,

Я, сквозь слезы, диво лицезрел, —

И своей любовью непритворной

Охватил я весь земной предел, —

Ты послушай, что твой раб покорный

Соглядатаям докучным спел:

«Подлый соглядатай и завистник,

Злые подозренья успокой!

Госпожа, давай любить друг друга,

Чтоб не зря ярился евнух твой!»

* * *

Перевод А. Голембы

О горе, как будто горящие угли

       в сердце моем шипят,

Их жар охлаждает и освежает

       ее цветущую плоть.

«Какой ты веры?» — спросил меня

       этой жеманницы взгляд,

Но растворились в любви моей

       к ней и вера моя и Господь!

Как мусульманин — Господу, —

       ей я сердце предам,

Но огнепоклонники — очи

       льнут к ее огневым глазам!

* * *

Перевод А. Голембы

Есть дивный камень лазурит;

       он с небом схож лазурным цветом,

Его и описать нельзя.

       Хвала и слава в камне этом!

Все мнится, будто бы на нем,

      насытясь счастьем лицезренья,

Живая синь очей твоих

      растаяла от восхищенья!

* * *

Перевод А. Голембы

У газели очи смотрят жаляще,

        кружит голову их юный хмель, —

В состязанье с солнцем на ристалище

        победила б юная газель.

Ветвь к себе прижала в свежей гибкости,

       обернула шелестом венка,

Медленно вдохнула в томной зыбкости

        аромат вечернего цветка.

Сердцу мнишься ты геенной огненной,

        райским садом — взор пленила мой,

И твою — на щечке милой — родинку

        не спешу сравнить с кромешной тьмой.

Я сравню ее с звездой спокойною,

        что сияла словно лунный лик,

И потом, упав на солнце знойное,

        загорелась — и исчезла вмиг!

* * *

Перевод А. Голембы

Ты, сестра луны, спроси во тьме

           у нее — зачем я сна лишен:

Жаловаться вовсе не хочу,

          я теперь слезами опьянен.

Знают звезды, да и род людской,

          что со мной случилось и стряслось:

Вновь благоухание твое

         до меня блаженно донеслось.

Мнится мне: вино хмельное пью

        где-то на лугах во тьме ночной,

Как мне быть? Вся радость бытия

        воплотилась нынче в ней одной,

А других земная красота

        лишь слегка задела на лету,

Весь изранен — с лютней, с кубком я

        избываю дней земных тщету!

Украшения она сняла,

       прелести такой к чему они?

Щеки заалели у нее,

       скорбь вошла в мои земные дни!

Истинному перлу ни к чему

       ожерелья — перлы — жемчуга, —

Странно, лишь в меня метнула взгляд —

       я ей раб, невольник и слуга!

Родинке волшебной потемнеть

       повелел ее жеманный взгляд,

Родинка на щеку к ней пришла

      будто в райский сад, в прекрасный сад!

Точку так поставила любовь,

       завершая свод чудес немой, —

Был по нраву гостье ключ в саду,

       и она забыла путь домой.

Погляди, друг в друга влюблены

      нежные глаза и милый рот!

Все, что ты хотела получить,

      получила от моих щедрот!

Погляди, как мило черный цвет

     с алым сочетается в одно, —

Пусть мила ты, но из-за тебя

     было мне страданье суждено!

Если не послушаешь меня,

     я скажу: «Газель умчалась прочь!»

Если поскупишься, я скажу:

     «Пусть луна, но ночь как прежде ночь!»

Умер я от горя, но твержу,

     что болезнь мою терзает грудь;

Так слепец, себя утешить рад,

     говорит, что окривел чуть-чуть.

Ах, как нужен мне твой щедрый дар,

     как мне красота твоя нужна!

Повлеку тебя на Страшный суд —

     долг ты там мне возместишь сполна,

Если вправе у небесных звезд

     люди долг потребовать такой!

Стих сложу, не умалится ль скорбь

     с каждою рифмованной строкой!

Я в стихах искусен, только ночь

     так легко прошла свой мглистый путь,

Что не столь быстра моя рука,

     чтобы тьму в проворстве упрекнуть!

* * *

Перевод А. Голембы

Кубки пусти вкруговую,

        не слушай упреков ничьих,

Дожди утолили жажду

        поникших трав луговых:

Постигла угрюмая туча

        всю жажду иссохших лугов,

И хляби разверзлись —

        пусть реки выйдут из берегов!

Тучи — отряды конных,

         а молния — грозный меч,

Хмельные ветви деревьев —

         как всадники в вихре сеч!

Вот молния мрак искромсала

         клинком смертоносным — сплеча!

А тучи летят врассыпную,

         своих коней горяча.

А взоры цветов дивнооких

         внушают нам боль и страсть,

И солнце смирить их не в силах,

        не в силах их яркость украсть,

Цветы язвят, словно стрелы,

        и солнце — светило дня —

Не может затмить их сиянье,

        пыланье земного огня.

На лозах склоняются кисти,

        и мускус в дыханье их, —

И ветер приносит сердцу

       дыханье цветов нагих.

Бутыль распечатана — терпкий