Андалусская поэзия - [58]

     злые твердят языки.

Соперник уверился в этом.

     Умолкли клеветники.

Что ж — это чистая правда.

      Истина, а не ложь.

Молчат мои доброхоты,

     глухое затишье сплошь.

Да, я тебе поклоняюсь,

      люблю тебя, как приваду, —

Вот так поклонялись язычники

      холодному идолу — Вадду.[60]

Мое целомудрие сломлено,

     охрипли любви слова

Пред милой, подобной идолу,

      прозванному Сува![61]

Послал я слова своей нежности

      гонцам любви и печали,

Но ты их презреньем встретила,

      и вот они отзвучали.

Погибель, а не спасенье

      несли мне слова другие, —

Порою кораблик губят

     его паруса тугие!

Бессонница горько рыдает.

     Как я одиноко живу!

Продам ли я ночь сновидений,

     чтоб видеть тебя наяву?

Любовь не вмещается в сердце,

     как в строках — талант поэта, —

Твержу я тебе напрасно

     о том, чем сердце согрето!

Боюсь, ты не вынесешь жалоб

     на тягостный мой недуг, —

Быть может, своими речами

     я твой оскорбляю слух?

Но как воссоздать на бумаге

     ту страсть, что жарче огня?

Страшусь, что калам тростниковый

     сгорит в руке у меня!

* * *

Перевод А. Голембы

Пусть теплый дождь — посланец мирозданья

Коснется опаленных губ твоих.

О время андалусского свиданья,

Ты сновиденье или краткий миг!

Вещает рок, что гибели причины

За шагом шаг, вослед, идут всегда.

Попарно, или врозь, иль в час кручины

Бредут, как богомольцев череда,

Но блещут лужиц пестрые личины,

И солнцу улыбается вода!

Тюльпан таит блаженные сказанья,

Он — влаги сын, он — в яркости притих;

Роса покрыла луг плащом мерцанья,

Волшебной пестротой цветов нагих.

Ночами страсть таил бы я во мраке,

Когда б не лица гибельных друзей,

Когда б не кубков солнечные знаки,

Когда б не — в звездах — небосвод вестей

О время в непорочном зодиаке,

Безмерное — в мгновенности страстей!

Когда в дремоте сладкой обладанья,

Вдруг утро обнимало нас двоих,

Звезда зари, прервав свои скитанья,

Впивалась в сон нарциссов луговых.

Чего ж тебе желать, скиталец вольный?

В блаженной золотой голубизне,

Плутаешь по цветущей стороне,

Где ручейкам милее путь окольный.

Где друг с подругою наедине.

Ревнивого полна негодованья,

Взирает роза, ну а мирт постиг

Всю прелесть мимолетного лобзанья,

Восторг влюбленных в травах золотых.

О жительница мирного селенья!

Я сердце отдаю за твой цветок!

Земля тесна от пылкого томленья, —

Куда идти — на запад иль восток?

Ты подари мне радость примиренья.

Вернись ко мне — твой приговор жесток!

Так оживи того, кто без дыханья,

Верни влюбленного в число живых!

Побойся бога, не гаси пыланья,

Не разрушай тюрьму страстей немых!

Моя душа блуждает в травах здешних,

Стремясь тебя смягчить своей судьбой.

Ты как луна сияешь в листьях вешних,

К несчастью обольщенного тобой.

Ты счастлива — и праведник и грешник

В любви к тебе сравнятся в миг любой.

В ее глазах — волшебные блужданья,

Она вошла в пленительный тайник;

И стрелы яда с тетивы страданья

Она пускает — яд мне в грудь проник!

И пусть она была несправедливой,

И пусть она мне душу извела, —

В ней первый сон моей души счастливой,

А ведь в любви к ней нет греха и зла.

Ее каприз исполню прихотливый, —

Пусть повелит — велению хвала!

В желанном взоре — суд и наказанья

Для сильных и для слабых — для любых.

И не ее вина за все терзанья,

Добром плати за тьму поступков злых!

Ах, всякий раз, как дует ветер южный,

Я ощущаю вновь былую страсть!

Ах, отчего в душе любви недужной

Прошедших мук так неизбывна власть?

Ах, почему — как веет ветер южный,

Душа страшится от тоски пропасть?

Меж ребер вновь живых огней метанье,

Вновь пламя пляшет на ветвях сухих, —

Пусть хворост моего существованья,

Навеки отпылав, угаснет в них!

* * *

Перевод А. Голембы

Свежий луг, и вино, и газель молодая:

Так, цветы и лобзанья весною срывая,

Пей до дна!

Виночерпий, знай — чары газели жестоки!

Отразились желанные губы и щеки

В кубке, полном вина.

Пузырьки в этом кубке ровней ожерелья,

А в прозрачном вине золотого похмелья

Свет стеклянной звезды.

Битву страсти вздымаю я на ноги разом,

За вино виночерпию продал свой разум

И томлюсь от бессонной беды.

В кубке том отражается облик подруги,

Чародейством очей исцелившей недуги,

Всех сильней мой блаженный недуг!

Я дивлюсь: твое сердце, как холод и камень,

Но вошло в мою грудь, как погибельный пламень,

Золотое тепло твоих рук.

Ты скупишься, щадишь-бережешь свое злато.

Так порою скупец, что живет небогато,

Обладает богатством большим.

Я тобой, как заветным желаньем, обманут,

И мечты мои в сердце желтеют и вянут;

Так желать иль терпеть? Как решим?

Я все слезы потратил, все речи растратил, —

Что же делать мне с сердцем моим?!

* * *

Перевод А. Голембы

Очарованный очами милой,

Всю бы жизнь их тешился игрой:

Взглянут на меня, и весь я — рана,

А они — как стрел коварных рой!

Ты брани меня, ругатель гневный,

Все равно — упреков не приму.

Полюбил я лик ее напевный,

Милых губ румяную кайму;

Ах, газель, с тобой, степной царевной,

Должен я расстаться почему?

О газель, пускай твоим приютом

Станет сердца моего покой, —

Жизнью ублажу тебя и кровью,

Чужестранку в толчее людской!

Ярки губы, очи смотрят мило,

Жизнь иль смерть в их ласковом лесу!

Но вода смущенья напоила

Этих щек румяную красу,

Страсть моя цветы в саду взрастила, —

Их я — лишь в мечтах — домой несу!