Андалусская поэзия - [56]

Шрифт
Интервал
Ты болен, и день твой тебе же не в радость?
Уж коли сумел обещанья добиться —
Не молнию зришь, а всего лишь зарницу!»
Как молнией тучи прошиты в ненастье,
Расшиты узором любимой запястья.
Но ветер в ней вызвал внезапные слезы,
И вспыхнули щеки пунцовее розы.
Цветут эти розы под дождиком дивным,
Нарцисс ее глаз проливается ливнем.
Сорвать не пытайся, цветка не ищи ты —
Накинутся змеи волос для защиты.
Она улыбнулась, и — солнце в подарок!
О боже, как жемчуг зубов этих жарок!
А пышные черные косы распустит —
И ночь над землею потемки опустит.
Слюна ее слаще пчелиного меда,
Божественней сласти не знает природа.
А стан ее гибкий — гибчайшая ива,
Клинки ее взглядов блестят горделиво.
О, сколько людей поклоняются рабски
Тебе, восхитительный меч мой арабский!
А я ведь араб, и не мне ли блистали
Клинки аравийской сияющей стали?
Любви не избуду, куда ни прибуду.
На юг, на север, — где буду, там буду!
«Любовь я настигну!» — твердил я вначале.
А мне отвечали: «Настигнешь? Едва ли!»
Но я упирался: «Близки наши встречи!»
А мне говорили: «Пусты эти речи!»
Но стоило сняться им в Неджд иль в Тихаму,[55]
И я по пустыне искал их упрямо.
А сердце рвалось, хоть усталые ноги
Искали пути на пути без дороги.
А сердце вело Искандером Двурогим[56]
По западным и по восточным дорогам.
Молил я о встрече смиренно и слезно,
Разлуку пророчил надменно и грозно.
О житель Багдада! Луна торопилась!
У вас восходила — у нас закатилась!
О горе мне, горе! Погибну я вскоре!
Я вслед ей взываю: «О господи, горе!»
О горлица, смолкни — потеряны разом
И сон, и покой, и надежды, и разум!
* * *

Перевод А. Эппеля

Вот молния блеснет в Зат-аль-Ада´,[57]
И свет ее нам донесет сюда
Гром, громогласный, словно в битве вождь,
И жемчуга´ рассыплет свежий дождь.
Они воззвали к ней: «Остановись!»
Погонщика я умолял: «Вернись!
Останови, погонщик, караван —
Ведь я одной из ваших обуян!»
Гибка она, пуглива и стройна,
Лишь к ней одной душа устремлена.
Скажи о ней — и выпадет роса.
О ней твердят земля и небеса.
Пребудь она в бездонной глубине,
Пребудь она в надземной вышине —
Она в моих мечтаньях высока,
Не досягнет завистника рука!
А взор ее — руины возродит,
Мираж бесплотный в явь оборотит.
На луг ли глянет — и цветов полно,
Вино протянет — усладит вино.
А лик ее сияет светом в ночь,
День — тьмы волос не может превозмочь.
Ах, мое сердце больше не вольно´ —
Оно без промаха поражено:
Очами мечет дротики она,
Копьеметателем не сражена.
Без милой обезлюдели края.
И над пустыней — крики воронья.
Она совсем покинула меня,
А я остался здесь, судьбу кляня!
Я одинок и сир в Зат-аль-Ада…
Зову, ищу — ни слова, ни следа.
* * *

Перевод А. Эппеля

Дыханье юности и младости расцвет,
Предместье Карх,[58] горячечность бесед,
Семнадцать мне — не семь десятков лет,
И ты со мной, событий давних след:
Ущелье милое — приют мой и привет,
Дыханье юности и младости расцвет.
В Тихаму мчится конь, и в Неджд, и горя нет,
И факел мой горит, даря пустыне свет.
* * *

Перевод А. Эппеля

Господь, сохрани эту птичку на веточке ивы;
Слова ее сладостны были, а вести правдивы.
Она мне сказала: «Коней оседлав на рассвете,
Ушли восвояси единственные на свете!»
Я следом за ними, а в сердце щемящая мука,
В нем адово пламя зажгла лиходейка-разлука.
Скачу я вдогон и коня горячу что есть мочи,
Хочу их следы наконец-то увидеть воочью.
И путь мой нелегок, и нет мне в пути указанья,
Лишь благоуханье ее всеблагого дыханья.
Она, что луна, — занавеску слегка отпустила, —
Ночное светило дорогу в ночи осветило.
Но я затопил ту дорогу слезами своими,
И все подивились: «Как новой реки этой имя?
Река широка, ни верхом не пройти, ни ногами!»
Тогда я слезам повелел упадать жемчугами.
А вспышка любви, словно молния в громе гремящем,
Как облачный путь, одаряющий ливнем бурлящим.
От молний улыбок в душе моей сладкая рана,
А слезы любви — из-за сгинувшего каравана;
Идет караван, и стекает слеза за слезою…
Ты сравнивал стан ее с гибкой и сочной лозою, —
Сравнил бы лозу с этим гибким и трепетным станом,
И будешь правдивей в сравнении сем первозданном.
И розу еще луговую сравни в восхищенье
С цветком ее щек, запылавших румянцем смущенья.

Ибн Сафар аль-Марини

Ибн Сафар аль-Марини (XII в.) — известный поэт из Альмерии, который почти всю жизнь провел на родине. Посетил Кордову и некоторые города Северной Африки, где писал восхваления местным правителям.

Перевод В. Потаповой

* * *
Упаси меня бог разлучиться с долиной Альмерии![59]
Как индийская гибкая сабля, дрожу от волненья.
Милый друг, мы — в раю. Упивайся утехами здешними!
Разве подлинный рай нам такие сулит наслажденья?
Пей густое вино, восхищаясь воркующей горлинкой.
Слушать голос голубки приятней, чем ангелов пенье.
Посмотри на речную волну, беспокойством объятую.
Меж деревьев склоненных журчит, не смолкая, теченье.
Над бегущей водой изогнулись они как танцовщицы,
И ветвей рукава уронили в поток на мгновенье,
Чтобы их унизать в изобилье жемчужными брызгами.
Быстрину временами рябит ветерка дуновенье,
И поверхность воды отливает булатом узорчатым,
И блестит, что кольчуги серебряной частые звенья.
* * *
Как только заалел закат, я деве подал знак:
«Приди, когда взойдет луна, рассеивая мрак!
Коль скоро слово ты дала, хочу, чтоб навестила
Продолжить чтение
Еще от автора Абу Мухаммед Али Ибн Хазм
Ожерелье голубки

Арабская поэзия XI в, пытавшаяся первое время в Испании хранить старые традиции и воспевать никогда не виданного этими поэтами верблюда, постепенно под местными влияниями ожила, приобрела индивидуальный характер и, как это можно теперь считать доказанным, в свою очередь оказала могучее влияние на лирику европейских трубадуров. Вот на такой-то почве и возникло предлагаемое сейчас русскому читателю произведение Абу Мухаммеда Али ибн Ахмада ибн Хазма, родившегося в Кордове 7 ноября 994 года, — книга «Ожерелье голубки» (Тоукал-хаммана)

Средневековая андалусская проза

Сборник включает произведения разных жанров, созданные в X—XV вв.: «Ожерелье голубки» Ибн Хазма и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, ранее уже издававшиеся, и рассказы и хроники разных авторов, впервые публикующиеся на русском языке.Философская притча о смысле человеческого бытия, трогательные любовные истории и назидательные поучения, рассказы о поэтах и вазирах, воителях и правителях — все это найдет читатель в книге, которая в первый раз столь полно познакомит его со средневековой прозой арабской Андалусии.

Рекомендуем почитать
Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Счастливая соломинка

Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.

Искусство управления переменами. Том 3. Крылья Книги Перемен

В основу этого издания положен текст гигантского компендиума «Чжоу И Чжэ Чжун» («Анализ внутреннего содержания Чжоусских перемен»), составленный в начале XVII века великим китайским ученым Ли Гуанди. В его книгу вошли толкования из огромного количества трудов всех эпох и времен, в которых китайские ученые обращались к анализу текста «Книги перемен», лежащего в самой основе цивилизационной парадигмы китайского ума. «Книга Перемен» в течение тысячелетий являлась пособием по искусству мыслить, на котором оттачивали свой ум миллионы китайских мыслителей и деятелей, принимавших участие в управлении империей.

Тысяча и одна ночь. Том XII

Книга сказок и историй 1001 ночи некогда поразила европейцев не меньше, чем разноцветье восточных тканей, мерцание стали беспощадных мусульманских клинков, таинственный блеск разноцветных арабских чаш.«1001 ночь» – сборник сказок на арабском языке, объединенных тем, что их рассказывала жестокому царю Шахрияру прекрасная Шахразада. Эти сказки не имеют известных авторов, они собирались в сборники различными компиляторами на протяжении веков, причем объединялись сказки самые различные – от нравоучительных, религиозных, волшебных, где героями выступают цари и везири, до бытовых, плутовских и даже сказок, где персонажи – животные.Книга выдержала множество изданий, переводов и публикаций на различных языках мира.В настоящем издании представлен восьмитомный перевод 1929–1938 годов непосредственно с арабского, сделанный Михаилом Салье под редакцией академика И. Ю. Крачковского по калькуттскому изданию.

Небесная река. Предания и мифы древней Японии

В сборнике «Небесная река» собраны и пересказаны в доступной форме мифы о сотворении мира, о первых японских богах и легендарных императорах. А также популярные в древней Японии легенды о сверхъестественном в стилях хёрай и кайдан, сказания и притчи. Сборник подобного содержания предлагается вниманию читателя впервые.

Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.