Андалусская поэзия - [64]

Хазим был известным теоретиком поэзии и превозносил арабские стихи, высказывая мнение, что рифма — величайшее достижение арабов, неизвестное всем другим народам.

Перевод В. Потаповой*

* * *

Белоснежной, горделивой розе,

Что, склонившись на зеленом стебле,

Воду пьет в непринужденной позе,

Царственный цветок чуть-чуть колебля,

Молния прислала кубок влаги.

Роза, помня женскую уловку,

Чтобы не промокнуть ей от ливня,

Подняла накидку на головку.

* * *

Ты с розовым воинством

Схоже, миндальное древо,

И стройностью стана

Чаруешь, как юная дева.

Меж тем облака дождевые

Свой жемчуг окатный

С небес, не скупясь,

Рассыпают на цвет ароматный.

А блеск переливчатый

Розовых раковин дружен

С намокшею зеленью

И белизною жемчужин.

* * *

О Мурсия! Ты — воплощение рая земного.

Не стал бы в подлунной искать я блаженства иного.

Тоской переполнилась грудь, и на сердце тревожно.

Прекрасную Мурсию мне позабыть невозможно!

Найдется ли местность приятней долины зеленой,

С рекой обольстительной, на рукава разветвленной?

Я помню просторную гавань, суда у причала,

Где дружба меня с неизменной улыбкой встречала.

Кристальных ключей твоих, Мурсия, помню веселье,

Душистых лугов базилик, благовонное зелье,

Крутой и пологий — два берега друг против друга,

И мост из челнов, что канатами связаны туго.

Красуясь промеж акведуков, Саббах и Табира,[69]

Два дивных селенья, считаются гордостью мира.

Проплыли мы семьдесят миль по реке и, цветущи,

Дышали сады ароматом как райские кущи.

* * *

На лугу зеленом ветер

Влажную траву колышет.

Там земля — бурнус парчовый,

Что цветистым шелком вышит.

И везде, куда ни глянешь,

Столько неги и отрады,

Сколько в девах, облаченных

В лучшие свои наряды.

Ветерок с реки стремится

Голубое снять убранство,

Но серебряною рябью

Стало водное пространство.

Скажешь ты: «Узор на ткани —

Эти солнечные блики!»

И светилу прямо в очи

Смотрит полдень златоликий.

* * *

С востока торопится

Конь золотистый, тесня

На запад, окутанный тьмой,

Вороного коня.

Как спящего очи,

На ранней заре, с неохотой,

Прекрасная эта река

Расстается с дремотой.

Цветы упоительны:

Вместе с явленьем денницы,

Дыша ароматом, они

Раскрывают зеницы.

Сиянье востока

Становится вскоре видней,

А звезды падучие —

Душ оскорбленных бледней.

Зато над зари полосой,

Словно искры пожара,

Несчетные звезды, сверкая,

Рассыпались яро.

И молния в очи

На миг ударяет нам так,

Как будто в них взоры вперяет

Испуганный мрак.

Мохнатые лапы

Созвездие Льва распростерло,

Боясь, что Созвездие Пса

Ему вцепится в горло.

От Льва убегают стремглав

Козерог и Телец,

А если настигнет — придет

Им обоим конец.

С очами багровыми хищник

Не знает пощады.

И солнца погонщик

С опаской торопит Плеяды.

* * *

О дочь Абу Бакра,

Твой лик несравненный

Подобья не может

Найти во вселенной.

Отдав предпочтенье

Тебе, я не буду

При этом дивиться

Создателя чуду:

Одну сотворивший

Красавицу нам,

Аллах не имеет

Подобья и сам.

* * *

Горюешь ты, слезы лия,

Миловидная дева,

А, может быть, жемчуг

Рассыпала в приступе гнева?

Однако твое ожерелье

Жемчужное цело,

И ты ювелира изделье

На шею надела.

Не жемчуг, а слезы

Бегут по щекам, что светило

Дневное украдкой

Приметило и позлатило.

Твою златосмуглую щечку

Увидел я тоже,

Где розы стыдливости

Робко алели на коже.

А кожа была столь нежна

И полна обаянья,

Что ранить ее

Ухитрился б и шелк одеянья

Зубов белизною

Сама красота наделила

Тебя, чтоб мученья мои

Ты улыбкой продлила.

Судьба оставляла меня

У прекрасной во власти,

Напрасно я ждал избавленья

От этой напасти.

Бессонным ночам не обязан

Я дивным виденьем.

Меж тем полудрема

Смущает меня наважденьем.

Я ставил силки,

Но была безуспешной охота.

И взглядом газели

Охотник был ввергнут в тенета.

* * *

Дождавшись от зари

Багряной знака,

Развеял ветерок

Завесу мрака.

Казалось, пахла

Мускусом роса,

И медленно

Светлели небеса.

Взломав печать

На свежей амбре, утро

Зажглось, но звезды

Цвета перламутра

Еще сиять могли,

Однако их

Затмил безмерный

Блеск очей твоих.

И, ветер напоив

Своим дыханьем,

Ты одарила мир

Благоуханьем.

* * *

Когда красота наделяла счастливиц могуществом,

Тебя отличила она среди всех преимуществом.

Печать совершенства одну из прекрасных и стройных

Отметила, и не найти ей соперниц достойных.

Того, кто загублен твоими очами, — осудят!

Тому, кто в тебя не влюблен, оправданья не будет.

Кто станет рабом твоих глаз — навсегда безутешен.

Но каждый, в тебя не влюбленный, пред господом грешен!

Я страстью своей озабочен и помню об этом,

Священными узами связан как вечным обетом.

Того, что я клятвой скрепил, никогда не нарушу.

Ты власть надо мной обрела и вошла в мою душу.

И каждую ночь провожу я в смятенье великом,

Как будто любуюсь луну затмевающим ликом!

Увы, тяжела для сердец наших пленных неволя,

И держишь ты нас при себе, никому не мирволя.

Я знаю, тебе оскорбительны дерзкие взгляды,

Но ранит злосчастных влюбленных твой взор без пощады.

Страданье твое против муки влюбленного — малость!

Сама посуди: у кого оно вызовет жалость?

Как поясом, пылкими взглядами схваченный тесно,

Пленительный стан красотой был изваян чудесно.

На шее, в твоем ожерелье, округлы и алы,

Подобьем сердец окровавленных выглядят лалы.

Но юность и дева уходят! Я вслед, без укора,

Смотрю, отвести не пытаясь прощального взора.

Ибн аль-Хатиб

Ибн аль-Хатиб (1313–1374) — крупный поэт и прозаик. Родом из Гранады, несколько лет был секретарем, вазиром и придворным поэтом насридских правителей Гранады. Судьба Ибн аль-Хатиба была трагичной: спасаясь от гнева Мухаммада V, принявшего титул султана, Ибн аль-Хатиб бежал в Северную Африку и стал вазиром Абу Фариса Абд аль-Азиза из династии Маринидов, который отказался выдать его султану Гранады, несмотря на его требования. После смерти Абу Фариса в 1372 году и свержения малолетнего наследника престола новый правитель, Абу-ль-Аббас аль-Мустансир, заключил Ибн аль-Хатиба в темницу города Фес, где он был задушен.