Анатомия скандала - [51]

— Да.

— Хочу уточнить еще раз: вы не сказали: «Нет, не делай этого, я так не хочу», — вы даже не сказали решительного «нет». Вы произнесли — когда мистер Уайтхаус уже расстегнул вашу блузку, насильно или нет, — вот только тут вы произнесли: «Нет, не здесь».

— Да… Я боялась, что нас кто-нибудь увидит.

— Вы боялись, что вас увидят?

— Это вышло бы крайне неловко.

— И это все, что вас беспокоило, — что вас увидят? А не то, что делал мужчина, которого вы все еще любите, с кем у вас была половая связь, с кем вы по доброй воле вошли в лифт? Когда он распахнул вашу блузку и взял за ягодицы, вас больше всего беспокоило, как бы вас не застали?

— Он шокировал меня своим укусом… Но — да, в ту минуту я думала в первую очередь об этом.

Пауза. Анджела посмотрела в свои записи и покачала головой, будто не веря услышанному. Она медленно и раздельно повторила:

— Вы уверены, что сказали именно так?

— Да.

— Что в тот момент вы сказали «Нет, не здесь»?

— Да.

Повисла очень долгая пауза. Анджела шелестела бумагами, не поднимая взгляда, будто успокаиваясь. Оливия растерялась от этой неожиданной передышки, почувствовав: сейчас что-то произойдет.

— Это был не первый ваш секс с мистером Уайтхаусом в стенах палаты общин?

Репортеры, азартно строчившие на скамье для прессы, внимательно слушали. Ручки летали в блокнотах. Только Джим Стивенс сидел, как всегда, расслабленно, откинувшись на спинку скамьи, но я знала: сейчас записываются все убийственные, изобличающие слова.

Краска бросилась в лицо Оливии. Ее взгляд метнулся ко мне, но я ничем не могла ей помочь и опустила глаза. Во время продолжительной юридической «торговли» в первый день Анджела подала заявление — пункт 41 — о разрешении упоминать историю развития отношений Уайтхауса и Литтон, аргументировав это двумя прецедентами, идентичными нашему делу. Я согласилась, чтобы в случае обвинительного приговора Джеймс Уайтхаус не смог воспользоваться исключением этих фактов из разбирательства как основанием для подачи апелляции.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Голос Оливии прозвучал на полтона выше.

— А мне кажется, понимаете. Могу ли я попросить вас мысленно перенестись в ночь двадцать девятого сентября две тысячи шестнадцатого года — это за две недели до тех событий, которые мы здесь разбираем. Вы встречались с мистером Уайтхаусом в его офисе в начале десятого вечера, верно?

— Да, — робко ответила Оливия.

— Вы были приглашены на девичник — ваша коллега, Китти Леджер, ждала вас в «Красном льве», но вы опоздали, не правда ли?

— Да, немного.

— По какой причине?

Молчание.

Анджела повернулась к присяжным и буквально вытаращила глаза.

— А причина, по которой вы опоздали, заключается в том, что вы занимались вполне себе добровольным сексом с мистером Уайтхаусом в его кабинете. Оральным сексом, который выполняли вы — верно? — а потом сексом на письменном столе. В кабинет мог войти кто угодно, вас точно так же могли застать. Это был страстный, рискованный секс, как и тот, что вы позволили себе в лифте.

Репортеры лихорадочно записывали. Присяжные смотрели на Оливию круглыми глазами, явно меняя свое мнение. Сочувствие пожилой леди стремительно испарялось, Оранжевая Физиономия откровенно наслаждалась таким поворотом событий, а старушка-присяжная смотрела на свидетельницу прищурившись.

— Была и другая подобная встреча, не правда ли?

Оливия не отвечала, опустив взгляд. Шея у нее тоже стала густо-красной.

— Двадцать седьмого сентября две тысячи шестнадцатого года, за два дня до этого?

Ответа не последовало.

— В конце нижней галереи репортеров есть звукозаписывающая студия Би-би-си. Около девяти вечера вы встречались там с мистером Уайтхаусом.

У Оливии вырвался какой-то писк.

— Вы встречались там с мистером Уайтхаусом или нет?

— Встречалась, — выдавила наконец Оливия.

Анджела чуть слышно вздохнула.

— И там у вас тоже случился страстный, рискованный секс — на этот раз только половое сношение, но вас опять-таки могли застать в любой момент. — Адвокат покачала головой: — Это уже напоминает систему — безрассудный секс на работе, вы не находите?

Но если присяжные ожидали, что Оливия и на этот раз проглотит унижение, они ее недооценили.

— Нет.

— Нет? — Анджела приподняла бровь.

— В первые два раза это был секс по взаимному согласию. По желанию. Но сейчас речь идет совсем о другом. — Голос Оливии дрожал, в нем смешивались ярость и страх, но он становился все тише и наконец замер, будто у нее кончились силы спорить с беспощадным оппонентом, будто она осознала, что ее проклянут, если она признается, что испытывала сексуальное влечение.

— За две недели до инцидента в лифте вы дважды занимались сексом в палате общин. Рискованным сексом, когда вас могли застать в любой момент. Да или нет? — Анджела помолчала, наслаждаясь усиливающимся напряжением. — Простого «да» нам вполне хватит.

Судья Лакхёрст, сочтя момент подходящим, предложил сделать перерыв.

— Десять минут, не больше, — сказал он, обращаясь к присяжным.

Могу поспорить, Анджела пришла в бешенство: она загнала жертву в ловушку, и ей не терпелось нанести решающий удар.

Оливия вернулась более собранной — никаких слез, бледное лицо напряжено, — но Анджела не знает жалости. Она выиграла решающее очко, сведя на нет различие, на которое абсолютно правильно указала Оливия, и теперь будет ее травить, пока от ее показаний не останется ничего, кроме окровавленного остова.