Анатомия скандала - [52]

Первым делом адвокат схватилась за оскорбительную фразу: «Нечего было передо мной бедрами вертеть».

— А вы уверены, что он не сказал: «Не надо было меня дразнить. Не дразни меня»? Так ведь говорят друг другу любовники? Особенно любовники, которые наслаждаются недозволенным офисным романом, которым нравится рискованный секс в офисе или в лифте.

Над заявлением, что Уайтхаус разорвал нижнее белье Оливии, Анджела только посмеялась:

— Эти трусы сами по себе непрочные и явно недорогие, а стало быть, некачественные. Нет никаких доказательств, что вы не разорвали их сами или что они уже не были порваны.

— Неправда! Они были почти новые. — Оливия еле сдерживала слезы.

— Вы могли их порвать, когда снимали.

— Ничего подобного! — настаивала Оливия.

Атмосфера стала тягостной.

— Я не хотела этого. Я сказала, что не хочу! — настаивала Оливия. Ее хладнокровие исчезло, уступив место неприкрытой боли.

Анджела посмотрела на нее поверх очков.

— Вы в этом уверены? — сказала она, пригвоздив свидетельницу к стене.

— Да.

— Вы говорили, что не хотите этого?

— Да.

У меня все сжалось внутри: у Анджелы есть что-то конкретное против слов свидетельницы, а я могу лишь сидеть и слушать, не в силах отвести грозящий ей удар. Судья Лакхёрст тоже поднял взгляд, почуяв подвох. Ему известны все ловушки, которые мы расставляем. Присяжные подобрались, предвкушая новый поворот.

Анджела вздохнула, будто ей не хотелось сыпать соль на рану, и достала лист бумаги — заявление. Через пристава она передала его Оливии, поклялась говорить правду и только правду, добилась, чтобы Оливия подтвердила: да, это ее заявление, сделанное в полицейском участке через десять дней после инцидента в лифте, и это ее подпись стоит под фразой «С моих слов записано верно».

После этого Анджела подняла взгляд и жестом указала на документ.

— Четвертая страница, второй абзац. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы заявили: «Я просила его отстать от меня. Он грубо вошел в меня, хотя я повторяла: Не здесь». — Сделав паузу, Анджела взглянула на присяжных. — Вы только что уверяли нас: «Я не хотела этого. Я сказала, что не хочу», но в заявлении, сделанном вами в полиции вскоре после случившегося, значится, что вы сказали: «Не здесь». В своем заявлении, поданном через десять дней после произошедшего, вы не упомянули, что говорили, будто не хотите этого. Вы лишь указали, что, по вашему мнению, место неподходящее. И только теперь, по прошествии нескольких месяцев, запутавшись, вы перед всеми нами произнесли эти слова.

Говоря это, Анджела в упор смотрела на судью. Эта огромная женщина, защищенная своими книгами, папками и мантией, выпрямившись во весь рост, уверенно озвучила свое главное обвинение — что Оливии нельзя доверять.

— Получается, вы ненадежный свидетель? — Вопрос прозвучал чисто риторически. — Вы любили этого мужчину, занимались с ним сексом в палате общин не один, а целых два раза, страдали от того, что он порвал с вами, признались ему, что считаете его привлекательным, уединились с ним в кабине лифта и целовали его с полным намерением снова заняться с ним сексом.

Оставив Оливию беззвучно раскрывать рот, Анджела эффектно закончила:

— Слова, которые вы произнесли в лифте, можно интерпретировать как завлекание. Вы не просто ненадежный свидетель. Вы нам лжете!

Глава 19

Холли

5 июня 1993 года

Был субботний вечер, ритмичная музыка, доносившаяся с дальней лестницы, вибрировала во дворе, — вечеринка первокурсников в самом разгаре. Шла шестая неделя летнего семестра. Одинокие студенты, отплясывая в дружелюбной потной толпе, могли при желании найти себе пару, обняв кого-нибудь за спину, обтянутую мокрой футболкой, или стиснув чьи-то ягодицы в первой неумелой ласке.

Новые парочки разбредались по темным углам, девушки, усевшись на стулья или на колени партнеру, потягивали или жадно пили пиво и приступали к восхитительно подробному исследованию щек, шей и ртов новых любовников. Те немногие, которых никто не выбрал, продолжали танцевать, игнорируя счастливчиков. Они ритмично сгибали высоко поднятую правую руку, прыгали на носках и вытягивались всем телом от избытка юных сил: всем им было не больше восемнадцати-девятнадцати лет, и единственной заботой для многих было завязать знакомство до конца вечера.

Музыка усилилась: мощным крещендо зазвучал университетский гимн. Его подхватили и проскандировали в едином радостном порыве. Холли пела чуть слышно — она нетвердо знала слова и сбивалась. Дэн, ее знакомый по студенческой газете, пригласивший ее сегодня в Уолсингем, опускал руку все ниже и ниже, пока его палец не ткнулся в Холли. Дэн кружил девушку в танце, что-то пел, уткнувшись ей в волосы — от него разило пивом, — легко придерживал за талию, но его руки то и дело взлетали вверх, задевая ее груди. Холли это сердило и возмущало, ее приподнятое настроение сменилось стыдом и неловкостью.

— Извини, голова закружилась, — сказала она с улыбкой и отошла от Дэна. Строго говоря, она не лгала — буйный танец и две пинты сидра, бурлившего и плескавшегося в желудке, вызвали нешуточное головокружение. Пробравшись по душному залу — воздух был спертый и сладковатый от множества потных тел, — Холли вышла во двор. Шум пульсировал за спиной, окружая девушку плотным коконом и будто подталкивая вперед, прежде чем его впитывал грубо обтесанный золотистый камень стен. Вибрация ослабла, когда Холли направилась к дому привратника, быстро и неровно стуча ботинками по мощеному двору. Ею двигало непреодолимое желание уйти отсюда, от Дэна, который, как она запоздало поняла, хотел с ней не только дружить.