Анатомия скандала - [48]

— Женщин? Проблема с женщинами в том, что они… — начал Том.

— Да, да, знаю, с ними сущая каторга, — договорил за него Джеймс. У него снова вырвался высокий визгливый смешок: шутка была на редкость хороша. У него отличное чувство юмора. Почему они никак не поймут, какой он веселый?

— Проблема с женщинами в том… — повторил Том.

— Что у них нет характера!

— Нет, — озадаченно ответил Том. — У них нет пениса.

— Ну это легко поправить, — захихикал Джеймс.

— Проблема с женщинами в том…

Ответ был настолько ослепительно ясен, что Джеймс не удержался и снова перебил приятеля — от смеха слова вылетели из него, как пули:

— Проблема с женщинами в том, что они не знают, что им нужно, черт бы их побрал! — Согнувшись от хохота, Джеймс недоумевал: почему другие не смеются, а продолжают бить посуду или, как Себ, пытаются лапать официантку? Банально-красивую, в короткой юбке, с насупленными бровями, будто она не на шутку разозлилась на Себа, но ведь Себ безобиден, Джеймс в этом уверен, это она одета так, будто сама напрашивается… юбка едва задницу прикрывает, на блузке вырез до пупа…

— А-а-а! — взвизгнула девица и уставилась гневными черными глазами на Себа, ущипнувшего ее за зад.

Себ конфузливо поднял ладони, будто он ни при чем, хотя только что подкрадывался к ней сзади.

— Джентльмены, боюсь, вам придется сейчас же уйти. — Голос Джексона точно рвался и лопался, как гнилая слива, когда он подошел к Себу.

Только тут до Джеймса дошло, что официантка, должно быть, дочь Джексона. У них одинаковые глаза — неподвижные, темные черничины на лицах-ватрушках, и вид у Джексона такой, будто он готов съездить Себу по физиономии.

— Я вынужден настаивать, чтобы вы немедленно покинули наше заведение. Хватит — значит хватит. Я не шучу. Всему есть предел. — Он выпрямился во весь свой небольшой рост.

В воздухе запахло дракой. Напряжение между метрдотелем и Себом было ощутимым. Все замолчали, словно невидимое давление распространилось по освещенному свечами залу. Джеймс силился уразуметь, как это ситуация враз перестала быть веселым дурачеством — добродушным погромом, устроенным «либертенами», прирожденными, между прочим, джентльменами, — став такой неприятной и остро неловкой. Полной противоположностью атмосфере, которую они всегда старались поддерживать.

Джеймс открыл рот, придумывая что-нибудь подобающе учтивое и великодушное, но его опередил Том:

— Дорогой вы наш, конечно же мы уходим. Тысяча извинений. Скажите же нам, сколько мы вам должны. — И Себу: — Пойдем-ка, пойдем. Подышим свежим воздухом. На сегодня хватит, пора домой!

Но Себ ничего не желал слушать.

— Какого хрена! Джентльмен делает девке комплимент — дает понять, что у нее есть на что посмотреть, хотя это я готов взять назад — вот хоть сейчас беру это назад, — а она возражает! Не желает принимать! Комплимент! Что за вздор! Что за маразм такой! — Себ говорил, недоверчиво озираясь. Секунду казалось, что глаза у него наполнились слезами.

— Дорогой Джексон… — Джеймс совал банкноты в руку метрдотелю — сто, двести, триста фунтов, за все не хватит, но хотя бы отвлечет.

— Это черт знает что! — не унимался Себ. Он не желал уходить, не давался, когда его попытались вывести под руки, и вдруг раздался грохот и посыпалось стекло: Себ схватил стул и, не успел никто опомниться, запустил им в окно. Стул упал на мостовую.

— Ха! — ошеломленное молчание нарушил одобрительный вопль из угла, где сидел Хэл. Достопочтенный Алек зааплодировал — сперва редкими хлопками, затем бурно.

— Отличное шоу, парень, чертовски хорошее шоу!

Джеймс не нашелся с возражениями. Джордж, Ник, Кассиус и одурманенный Хэл, возбужденные грохотом, присоединились к аплодисментам и кинулись громить ресторан. Метрдотель развернулся и пошел к телефону в вестибюле. Джеймс переглянулся с Томом. Ночь в камере им совершенно не улыбалась — это будет сокрушительный конфуз. Они, конечно, непобедимы, но такое никому не надо, да и — тут Джеймс смутно почувствовал, что кокаин все-таки влияет на его обычно рациональное мышление, — накроют не кого-то другого, а их, «либертенов»! Подобно Икару, они подлетели слишком близко к солнцу. Куда как лучше улизнуть сейчас, бросив младшекурсников, продолжавших громить многострадальный зал, вдребезги бивших оконные стекла (о боже, Джордж снова вытащил свой член, а толстогубый Хэл с тигриным рыком блюет на пол), чем отдуваться за всех.

Все было сказано одним взглядом, Джеймс и Том привыкли обходиться без лишних слов. Они сделали ноги — улизнули с места преступления, пока метрдотель вызывал полицию, а бедная официантка, съежившись, стояла рядом с ним. Она прижалась к стене, когда Джеймс с Томом пробегали мимо. На бегу Джеймс одними губами проговорил «извините» — вежливость денег не стоит, как говорила его мать, а приличное поведение помогает все уладить, ведь никто не хочет неприятностей, — и друзья выбежали на улицу, в январский ночной холод.

— Черт побери! — Том обеими руками пригладил светло-каштановую челку.

Значит, здорово переволновался. Джеймсу всего пару раз доводилось видеть этот жест у приятеля: когда в семнадцать лет Том испугался, что оставшаяся дома подружка беременна, да еще когда в школе их поймали за курением марихуаны и в кабинете директора они на секунду поверили, что их исключат.