Анатомия скандала - [36]

Софи просидела так добрых минут пять. Слезы текли по щекам, оставляя блестящие дорожки, но рыдания оставались беззвучными. Сорок лет упражняясь в искусстве самоконтроля, она теперь чувствовала себя неловко, однако какое же это облегчение — дать волю чувствам! Она достала платок и шумно высморкалась, потом вытерла мокрые щеки и отважилась взглянуть на себя в зеркало. Лицо в красных пятнах и потеках туши. Ужас какой-то. Софи пошла в ванную, умылась холодной водой и, взяв очищающий лосьон, стала тщательно стирать большим ватным диском следы утреннего поражения — тушь, тональный крем-основу, подводку, страх, вину, стыд и нестерпимую, гложущую тоску. Аккуратно промокнув кожу, Софи нанесла на нее увлажняющий крем и безучастно смотрела на лицо, которое не в силах была признать своим — или предпочитала не узнавать. Через минуту она начала заново восстанавливать лицо — и себя.

Софи пришла в суд, переодевшись до неузнаваемости, и ушла, как только Оливия заявила о своей влюбленности в ее мужа, снискав молчаливое сочувствие аудитории. Некоторые присяжные прямо-таки заслушались, когда в зале зазвенел ее взволнованный голос.

Джеймс не знал, что Софи присутствует на процессе: после предварительных слушаний она категорически отказалась посещать заседания. Она не в состоянии это выносить, и ей все равно, что́ Крис Кларк считает необходимым для политической реабилитации ее мужа после процесса.

— Вы не можете сейчас оставить его без поддержки! — кипятился директор отдела по связям с общественностью, брызгая слюной.

— Я поддерживаю мужа, но не обязана сидеть там и покорно глотать все это, — отрезала Софи. — Мое присутствие даст вам только лишний снимок для прессы.

Побагровевший Крис поперхнулся, но в конце концов нехотя признал, что Софи права.

Она сама удивлялась своей внутренней решимости и непривычной ярости, поднявшейся в ней от их настойчивости.

— Проблема женщин в том, — как-то откровенничал с ней Джеймс (на подобное обобщение он ни за что не решился бы в присутствии коллег, но дома позволил себе расслабиться), — что им не хватает смелости отстаивать свои убеждения. За исключением Маргарет Тэтчер, у женщин нет нашей, мужской, уверенности в себе.

Так вот, на этот раз Софи настояла на своем. Джеймс был «разочарован» — он произнес это слово с холодными глазами и не без лицемерия, хотя ему ли это говорить? В Софи вновь вспыхнула улегшаяся было ярость. Разумеется, он уважает ее решение, а как же иначе, ведь он ее любит и не хочет подвергать новым унижениям. А может, в глубине души Джеймс испытал облегчение? Когда-то он отказался присутствовать при родах из опасения, что это негативно отразится на их сексуальной жизни. Может, сейчас он боится, что откровения Оливии и вовсе убьют супружеский секс?

Какая любовь в силах пережить интимнейшие подробности встреч с другой женщиной? Можно простить неверность — и не один раз, если потребуется. Софи это знала, потому что видела, как ее мать жила с ее отцом, и потому что в Оксфорде Джеймс ей постоянно изменял. Софи отказывалась это признавать, игнорировала насмешки других девушек, обещавших его отбить, ни разу не предъявила Джеймсу ультиматум, не заставила выбирать между нею и соперницами. Измены пережить можно, если говорить себе: это чисто физические половые акты, никаких чувств там нет. Это просто секс, а любит твой муж тебя и только тебя.

Но как устоять браку, если приходится выслушивать все детали связи на стороне? Если люди разбирают те отношения по косточкам, как стервятники падаль? Если сам твой брак попадает в фокус всеобщего внимания, если в нем выискивают недостатки и ставят его под сомнение? Если узнаешь, что другая женщина любила твоего мужа и, хуже того, верила, что и он любит ее, потому что он намекал на какие-то теплые чувства? Длившийся пять месяцев роман с сослуживицей, с которой его объединяло тесное сотрудничество и искреннее восхищение, — это не какой-то разовый секс. Такие отношения, если в них замешан Джеймс, не могут развиваться без чувства. Ее муж бывает циничным — Софи помнила, каким взглядом на фуршетах он обводил собравшихся в комнате, решая, кто ему нужен или интересен, и уклоняясь от бесполезного общения, — но он может быть и очень нежным.

Устоит ли ее брак, если Софи придется выслушать все это с начала до конца? Узнать, что она не единственная, с кем Джеймс занимался любовью — именно любовью, или что секс с любовницей, пусть даже грубый (именно так думала сейчас Софи), такой же, как был у него с ней? Что прослеживается явное сходство в том, как он целовал их, щипал им соски, играл с ними обеими, и что самая интимная сторона их брака вовсе не так уникальна, как Софи всегда казалось? Что их отношения, которые она всегда ставила на первое место, выше — сейчас ей было за это стыдно — даже своих детей, вовсе не такие особенные, как она когда-то верила?

Страх узнать все это заставил ее проявить упорство и настоять, чтобы ее оставили в покое. Страх — и неизбежное унижение, перспектива сгорать со стыда под пристальными критическими взглядами судьи, присяжных и специфической публики — студентов юридических факультетов, иностранных туристов, англичанами, приехавших в Лондон на денек и негаданно попавших на захватывающее действо в зале суда, с которым не сравнятся никакие телешоу.