Анатомия колдовства - [28]

— Приветствую и тебя, рука Творца, — отозвалась Альма. — Птицы сказали мне, что в город вернулся некромант. И, вижу, моя сестра успела вляпаться в неприятности…

— Некромант мёртв, — сказал священник, и лицо Альмы потемнело. — Твоя сестра обвиняется в пособничестве ему и сейчас будет решать свою судьбу.

— Вот как? — процедила норна. Роне показалось, что она попросту размажет сейчас всех тэнов вместе со святошей, но ничего так и не случилось. — Что же, я охотно посмотрю на это.

Зелёные глаза сестры не предвещали ничего хорошего. «Колдовская сука», — подумала Рона. Магнус понравился ей, это было видно. Почему же теперь она не хочет отомстить за него?

— Пожалуй, не стоит наказывать преступницу чересчур сильно, — слегка нерешительно проговорил Эльфгар. Вид восседающей на осквернённом волке норны явно нервировал его. — Его победит она, то получит свободу. Если победит мой сын, то…

Градоправитель замолчал, поглядывая в сторону Альмы. Он ведь боится по-настоящему, поняла Рона. Боится её сестры, которая пальцем не пошевелит, чтобы помочь.

— Слепота, — сказал Эдмунд. — Девушка не увидела тьмы в том, кого привела в город. Пусть же не видит больше ничего.

— Согласна, — кивнула Альма, и у Роны неприятно заныло в груди.

Деоринг достал рейтшверт. Клинок сверкнул в лучах слабого зимнего солнца, бросил зайчики на снег.

— Начали! — громко крикнул Эльфгар, отступая назад.

Едва не задев отца, Деоринг бросился в атаку.

Рона с трудом парировала его первый выпад — быстрый, сильный, безо всяких обманных движений и прощупывания обороны. Деоринг бил сразу и наповал, совсем не боясь контратаки, и, наверное, здесь поединок и закончился бы — но ответный выпад Роны тоже не достиг цели, лишь снова лязгнула сталь. Секунда, и девушка разорвала дистанцию.

Теперь она уже не была уверена, что сможет убить Деоринга.

А тот напал снова, пытаясь буквально проломить защиту Роны. Каждый блок отзывался болью в мышцах, каждый рипост неизменно натыкался на стальную стену. Деоринг двигался нарочито медленно, бил с широким замахом — пока, наконец, в какой-то момент Рона просто не отклонилась в сторону и пырнула его в бок.

Острие легко рассекло камзол, и тот набух тёмной кровью.

Деоринг зарычал. Рона отшатнулась от него и, опомнившись, напала снова — но слишком поздно. Лезвие шпаги всего лишь оставило ещё оден порез на камзоле, а в следующую секунду могучая лапища сгребла девушку и швырнула на снег.

Она попыталась схватить упавшую рядом шпагу — и закричала, когда жёсткий каблук чуть не раздавил пальцы.

— Хватит! — донёсся до неё голос Хенгеста. — Деоринг, ты победил. Теперь отойди.

— Не всё ли равно? — веселясь, спросил тот. — Она и так уже не жилец.

Он надавил сильнее, но забыл про вторую руку. Забыв про боль, Рона рванулась к шпаге — кто-то предостерегающе вскрикнул, но слишком поздно, она уже ухватилась за рукоять, крепко стиснула оружие и ударила куда-то вверх, не глядя, изо всех сил.

Рона не знала, достиг ли цели её выпад. Может, и достиг, ведь Деоринг охнул, как от боли. Но узнать наверняка она уже не могла — озверевший мужчина отвесил ей пинок прямо по голове, да такой, что потемнело в глазах. Потом, кажется, его оттащили, что-то говорила Альма, ей отвечал Эльфгар. Рона подняли, усадили в какое-то кресло, что-то сказали, она даже ответила — что угодно, лишь бы не молчать. А потом в глаз вдруг вонзилась боль — яркая, пронзительная. Она никогда ещё не представляла, что человеку может быть так больно. Но всё же могло.

Раскалённые щупальца расползлись по голове, ударили в грудь, и больше Рона не помнила ничего.

Интерлюдия I

Не должно принимать в природе иных причин сверх тех, которые истинны и достаточны для объяснения явлений… Природа проста и не роскошествует излишними причинами.

Исаак Ньютон

Солнце пекло как никогда. Воздух дрожал над раскалённым песком, а взметаемые редким ветром клубы пыли в этом мареве легко можно было принять за силуэты демонов — и пропустить появление демонов настоящих.

Когда-то давно на этом холме стоял прекрасный дворец, окружённый садом. Но пустыня неумолимо наступала, день за днём принося всё больше песка, и постепенно сад умер. Засохли деревья, пожелтела трава. Окрестные селения одно за другим исчезали, уходя на север — туда, где ещё остались плодородные земли и можно было жить. Лишь дворец всё ещё держался, утоляя жажду из единственного колодца в самом своём сердце. Колодец коснулся глубокой водяной жилы где-то далеко в недрах земли, и потому был неуязвим для песка.

А потом пришли демоны, жуткие, неестественные твари, одержимые злобой. После смерти они превращались в песок — белый, как мрамор, а не привычный жёлтый. Песок засыпал последнюю траву в округе, и дворец остался один посреди голой пустыни.

Только тогда хозяин наконец покинул свой дом. Он пришёл к царю и долго рассказывал о том, какое несчастье постигло его, как злые силы заняли родовое гнездо, и, заламывая руки, просил помощи. Его не пугала пустыня — он хотел вернуться домой.

Царь дал ему воинов, магов, зодчих и книжников, и скоро среди побелевших за это время песков снова закипела жизнь.

Дворец обзавёлся стеной из песчаника, не очень прочной, но долговечной, а сам стал акрополем этого одинокого замка. Круглые башни поднялись выше, чтобы наблюдатели могли увидеть противника издалека. Затем рабочие выкопали подземные галереи, где маги стали изучать демонов. Мало-помалу эти лаборатории ширились, наверху возникла библиотека, а из крепости стали уходить разведчики, высматривая идущие из пустыни следы врагов.