Анатоль - [12]

Анатоль. Может быть, в правде заключается нечто —

Эмилия. Ну, что?

Анатоль. Нечто такое, что мне все это дело… объяснит… Слышишь — Эмилия, мне вовсе не доставляет удовольствия считать тебя негодной!

Эмилия. Ты мне прощаешь?

Анатоль. Ты должна мне сказать, что обозначают эти камни!

Эмилия. И тогда ты мне простишь?

Анатоль. Этот рубин, что он обозначает, зачем ты его сохраняешь?

Эмилия. И ты спокойно будешь слушать?

Анатоль. Да… но говори же наконец!..

Эмилия. Этот рубин… из одного медальона… он… выпал…

Анатоль. От кого был этот медальон?

Эмилия. Не в этом дело… Он был на мне… в один памятный день… на простой цепочке… на шее.

Анатоль. От кого ты его получила!

Эмилия. Это безразлично… кажется, от моей матери… Видишь ли, если бы я была такая негодная, как ты думаешь, я могла бы сказать тебе: я сохранила его потому, что он был от моей матери — и ты поверил бы мне… Я же сохранила этот рубин потому… что он выпал из моего медальона в тот день, воспоминание о котором… мне дорого…

Анатоль. Дальше!

Эмилия. Мне становится так легко, что я могу рассказать тебе это. — Скажи, ты не высмеял бы меня, если бы я вздумала ревновать тебя к твоей первой любви?

Анатоль. Это к чему?

Эмилия. И все же воспоминание о ней — нечто обаятельное, одно из тех страданий, которые нам кажутся — лаской… и затем… для меня имеет большое значение тот день, в который я узнала ощущение, которое связывает меня — с тобой. О, нужно научиться любить, чтобы любить так, как я тебя_ люблю!.. Если бы мы встретили друг друга в то время, когда для нас любовь была чем-то новым, кто знает, не прошли ли бы мы без внимания один мимо другого?… О! не качай головой, Анатоль, это так, и ты сам говорил однажды.

Анатоль. Я сам?

Эмилия. Быть может, это хорошо, так говорил ты, мы оба должны были созреть сначала для этой высоты страсти.

Анатоль. Да… у нас всегда наготове какое-нибудь утешение этого рода, когда мы любим падшую.

Эмилия. Этот рубин, я совсем откровенна с тобой, означает воспоминание об этом дне…

Анатоль. Так скажи… скажи же…

Эмилия. Ты знаешь уже… Да… Анатоль… воспоминание о том дне… Ах!.. я была дурочка… шестнадцати лет!

Анатоль. А он двадцати — и большой, и брюнет!..

Эмилия(невинно). Не помню уже больше, мой дорогой… Помню только лес, который вокруг шумел, помню весенний день, который улыбался над деревьями… ах, помню солнечный луч, который проникал сквозь кусты и блестел на ковре из желтых цветов —

Анатоль. И ты не проклинаешь дня, который похитил тебя у меня, прежде чем я узнал тебя?

Эмилия. Быть может, он дал мне тебя!.. Нет, Анатоль, как бы там ни было, я не проклинаю того дня и не хочу лгать тебе, что я когда-нибудь проклинала его… Анатоль, что я тебя люблю как никого никогда — и как тебя никогда не любили — ты знаешь это… Но если каждый час, который я когда-нибудь переживала, потерял бы всякое значение от первого твоего поцелуя, — всякий, кого бы я ни встретила, исчезал всегда из моей памяти — могу ли я ради этого забыть минуту, которая сделала меня женщиной?

Анатоль. И ты утверждаешь, что ты меня любишь?

Эмилия. Я едва могу припомнить черты лица того человека; я не помню уже его взгляда —

Анатоль. А того, что ты в его объятиях пережила первые стоны любви… Что из его сердца впервые влилось в твое сердце то теплое чувство, которое из исполненной предчувствия девушки сделало тебя знающей женщиной, этого ты не можешь забыть в нем, благодарная душа! А того ты не видишь, что признание твое доводит меня до бешенства, что ты сразу вновь растревожила все дремавшее прошлое!.. Да, теперь я опять знаю, что ты можешь грезить еще о других поцелуях, кроме моих, и когда ты закрываешь глаза в моих объятиях, перед тобой стоит другой образ, а не мой!

Эмилия. Как неверно ты меня понимаешь!.. Ты, конечно, прав, когда говоришь, что нам следовало бы разойтись…

Анатоль. Ну — как же я должен понимать тебя?..

Эмилия. Как хорошо женщинам, которые умеют лгать. Нет… Вы не выносите ее, не выносите правды!.. Скажи мне только еще одно: зачем ты меня постоянно умолял? «Я все бы простил тебе, только не ложь!..» Я еще слышу, как ты говорил мне это… А я… Я, которая призналась тебе во всем, которая такой униженной, такой жалкой стояла пред тобой, я прямо в глаза тебе крикнула: «Анатоль, я падшая, но я люблю тебя!» Ни одна из уверток, которые у других всегда готовы на устах, не пришла мне в голову. — Нет, я высказала прямо: Анатоль, я любила веселую жизнь; Анатоль, я жаждала ощущений, — у меня пылкая кровь — я продавалась, отдавалась — я недостойна твоей любви… Помнишь ли ты также, что это все я сказала тебе перед тем, как ты в первый раз поцеловал мою руку?… Да, я хотела бежать от тебя, потому что я тебя любила, но ты преследовал меня… ты, как милостыни, просил моей любви… и я не хотела тебя, потому что я боялась загрязнить человека, которого я больше, которого я иначе, — ах, первого мужчину, которого я любила!.. И ты взял меня, и я стала твоею!.. Как я трепетала… дрожала… рыдала… И ты поднял меня так высоко, ты возвратил мне вновь все, одно за одним, что они у меня взяли… в твоих страстных объятиях я стала тем, чем не была никогда: чистой и счастливой… ты был так велик… ты мог простить… а теперь…