Анастас Иванович Микоян: человек и политик - [79]

М. Г.: Ваша мать дружила с Надеждой Аллилуевой?

С. М.: Да, хотя и не близко. Я помню еще, как иногда родители ходили в гости к Сталину, как мама переживала смерть Нади.

М. Г.: Вы дружили с Василием Сталиным?

С. М.: Я был младше лет на восемь. В детстве это огромная дистанция. Василий очень любил брата Володю, обладавшего каким-то особым обаянием. Летчики его полка десятки лет спустя говорили об этом. Они считали его не по годам серьезным и зрелым, обладавшим данными для быстрого профессионального роста. Василий в начале войны был инспектором ВВС. Под его особым покровительством был полк, оборонявший небо Москвы на дальних подступах, — в 1942 году он располагался под Вязьмой. Володя и Степа тоже были в этом полку — самые неопытные, ибо у других были ордена и медали, свой счет сбитых самолетов. В августе немцы двигались к Волге с двойным превосходством в воздухе. Командование ВВС решило направить полк на северный фланг Сталинградского фронта. Командир полка, Герой Советского Союза майор Клещев решил оставить Володю под Москвой, считая, что у него еще нет опыта для предстоявших тяжелых боев. Володя негодовал, что его избавляют от опасности «по блату», хотя Степан был в списках для отправки. Володя пришел к отцу и сказал, что ему мешает его фамилия.

— Чем плоха твоя фамилия? — спросил отец.

— Из-за нее меня не посылают на опасный фронт!

— Твоему командованию виднее, кого посылать.

— Не в этом дело. Позвони в ВВС, пусть меня тоже отправят.

— Пойдем посоветуемся с матерью. Как она скажет, так я и сделаю.

Мама ответила, что в тяжелые для Родины времена он должен быть там, где его товарищи по полку. Володя погиб в первом же бою, успев сбить 2 немецких самолета. Ему едва минуло 18 лет. Маме сказали, что он пропал без вести, и она годами ожидала известий о нем. Даже после войны она надеялась, что он окажется среди освобожденных пленных. Потом Алеша ей рассказал со слов летчиков полка, как было дело.

Отец, конечно, тоже переживал, но молча. Они радовались, что двое внуков получили имя Володи. Его фотографии, а также портрет работы художника и скульптора Никогосяна были на видных местах. Вслух отец заговорил на эту тему, когда ему уже было 80 лет и мы к нему приехали все четверо по какому-то поводу. Неожиданно за ужином он произнес тост за своих сыновей (этого раньше никогда не было!): выразил удовлетворение тем, что каждый из нас стал человеком, что-то значил в своей профессии и никогда его не просил о поддержке.

— Я никогда не оказывал вам протекции. Было одно исключение — оказал протекцию Володе, послав его на смерть, — заметил он с неизбывной печалью в глазах.

После войны Вася Сталин сблизился с Алешей, у которого были гусарские привычки и характер. Степа был более сдержанным, дружба с Васей у него была менее близкой. Зато Светлана стала дружить со Степиной женой Элей и часто бывать у них в доме. Я тоже там часто бывал.

Первый муж Светланы Аллилуевой Гриша Морозов уговорил меня по окончании школы подать заявление не в МГУ на исторический факультет, как я собирался, а в Институт международных отношений, где он сам учился. Он убедил меня, что образование их истфак дает не хуже, чем университет. И оказался прав.

М. Г.: Вы были последним, пятым, ребенком в семье и родились в 1929-ом — в год 50-летия Сталина. Тогда в юбилейном номере «Правды» была опубликована хвалебная статья Анастаса Ивановича, посвященная тирану, под красноречивым названием «Стальной солдат большевистской партии».

С. М.: Я ее не читал, но уверен, что она была в духе времени. Кстати, в 20-х годах отец еще искренне и хорошо относился к Сталину.

М. Г.: Когда ваш отец познакомился с «вождем народов»?

С. М.: Они познакомились в 1919 году в Закавказье.

М. Г.: Как ваш отец оказался в Центре?

С. М.: В центре России? Его направили в Нижний Новгород в 1920 году. Там было неспокойно. Промышленность и торговля не оправились после гражданской войны. Отец должен был стать секретарем губкома партии. Но нравы тогда в партии были демократичными. Ему сказали, что мнение Москвы их не интересует, они на месте сами разберутся, кого куда избрать. Ввели его лишь в члены губкома. Он стал активно работать на хозяйственном поприще, добился успехов в деле и личного авторитета. И был избран секретарем. Сами понимаете, что для этого нужны были незаурядные способности. Молодой человек с Кавказа, говоривший по-русски с акцентом, пришелец со стороны — в старом промышленном центре…

М. Г.: Пожалуй, никто так долго не находился в высших «коридорах власти», как ваш отец. Он был верным соратником Сталина и никогда ему не возражал. И лишь однажды, в 28-м году, когда Сталин впервые вынес на общественный суд свои разногласия с Бухариным, Микоян в своем выступлении в Институте Красной профессуры вместе с Томским и Рыковым занял нейтральную позицию. После этого у него никогда не было смелости высказать Сталину свое мнение, как позднее он позволял себе это с Хрущевым и Брежневым. Понимаю, что время было другим.

С. М.: Можно подумать, что вы были с ними рядом все те годы! Прочитайте выступления Микояна на съездах и пленумах ЦК. Например, XV съезд: он предлагал добиться повышенной продажи хлеба крестьянами путем переброски в сельские магазины товаров из города, даже за счет города, если не хватит товаров. Это означает, что он предлагал решать крестьянский вопрос экономическим путем, а совсем не по-сталински. А уж в личных разговорах он не соглашался много раз. Я знаю много конкретных эпизодов — вплоть до 1952 года. Другое дело — он всегда чувствовал невидимую грань, когда спор мог перейти в непоправимую и гибельную для него конфронтацию. Подобная интуиция, а также гибкость в манере ведения спора много раз выручали его.