Отряд Новосёлова накануне разгрома выступил на восток в сторону богатого Салаирского рудника. К остаткам отряда Белокобыльского присоединились ветераны партизанской армии Григория Рогова. Численность выросла до двух сотен сабель. Новосёлов очень изменился после памятной беседы у братьев Роговых, все действия он стал очень тщательно продумывать, даже проговаривать с Вязилкиным. Теперь он брал в отряд только верховых, только с оружием и только с боевым опытом. Хлопцев моложе двадцати – гнал в шею, говоря при этом – нечего, бабы не пробовав, жизнью рисковать.
Известие о поражении восстания и исчезновении Астафьева отряд получил уже после взятия на штык Салаира и пополнении запаса оружия и продовольствия. На руднике, кроме небольшого количества золотого песка, обнаружили пару ящиков динамита. Это очень обрадовало Новосёлова, имелись у него кое-какие планы. Проведя новые выборы местного Совета, анархисты оставили прииск и тронулись в сторону Прокопьевских копей, где по слухам снова партизанила сестра Максима Белокобыльского – Анька. Новосёлов не был до конца уверен, та ли это лихая пулемётчица, поскольку сам Белокобыльский говорил, что лично видел, как сеструху его убили. По дороге отряд захватил Карачумышский рудник, наведя там свои порядки.
В конце января, когда на южных склонах гор солнышко пишет, что весна всё-таки придёт, а воздух наполняется влажным и пряным запахом, отряд Новоселова, а после налёта на Карачумыш настроение у бойцов приподнятое. Они взяли хороший хабар, они живы, зима тёплая, душа просит песен.
Как по Питерской дорожке, по широкой столбово-ой,
Начали в полголоса братья Новиковы. На второй строке к ним присоединяется вся их сотня и вскоре зимний воздух начинает дрожать от рокота мужских сильных голосов.
Ой да люли, ой люли-и, по широкой столбово-ой.
Там стояла слободушка, слободушка небольша-а
слободушка небольша-а, казаками занята-а…
– Отставить песню! – Грозно заорал Новосёлов. – Ваши глотки лужёные же за десять вёрст слыхать.
– И что? – Буркнул недовольно Игнат Новиков. – Идём мы под красным флагом, на папахах у нас красные звёзды. Легенду ты добру надысь придумал. Даже ежели мы счас чекистов или вохровцев встретим, то они своей дорогой двинут, а мы своей.
Возразить на, в общем-то, здравые слова Новосёлову нечего. С досады он дал шпор коню и намётом пустился вперёд, заняв место в голове колонны.
Вязилкин догнал командира, сравнялся с ним и довольно перевёл дух.
– Панфилыч, хорошо-то как! Ещё одну зиму прожили, и на свободе.
– Это правда, – согласился Новосёлов со своим заместителем. – Чего хотел-то?
– Заметил я одну антересну штуку. Помолчав, начал разговор Вязилкин. – Вот глянь. Помнишь, весной прошлого года, как нас тут красные гоняли?
– Захотел бы, да не забуду. Гоняли нас тут они в хвост и в гриву…
– А в этом году ничего подобного нет! В деревнях и посёлках только местные комуняки с комсомолятами. Ни тебе вохровцев, ни чоновцев, ни чекистов. Куды они все подевались? Как считашь?
– Я тоже внимание обратил, ага. Регулярных частей вообще нема. – Наверное, на Сорокино всех моблизовали. – Новосёлов, остановив коня, достал кисет, свернул самокрутку и глубоко с удовольствием затянулся. – А может, Москва опять какую-то войну затеяла. Вот и отправили с Алтая всех скопом.
– Так по этому поводу у меня одна мысля есть… Ты махорочкой не угостишь?
– Ты сначала мыслю обскажи, – усмехнулся атаман. – Апосля можно и махорочки…
– Надо нам на штык какое-нибудь волостное сельцо взять. Например, Буланиха. Там и вызнать всё можно и хабару поболе можно будет хапнуть. Можно будет про Бийск расспросить. В Бийске у меня тётка, батьки сестра, живёт. А можно не в Бийский уезд, а в сторону Кузнецка. Бачатский рудник колупнуть. Там же серебряные копи Гурьевска. Вот где можно хапнуть! К золотишку из Салаира добавим серебро, тогда нам в Китае все рады будут.
– Хапнуть! – Новосёлов сердито оборвал товарища. – Что-то мне не нравится твоё такое настроение. Всё бы тебе Ванька хапнуть… Не дам тебе махорки! Пойми ты чудак-человек! Мы ж не бандиты! Мы борцы за счастье трудового народа. А берем мы только то, что нужно нам для борьбы и ни копейки больше.
Вязилкин обиженно замолчал. Какое-то время отряд ехал молча. Из банды в дюжину всадников, каким он уходил от Улалы, отряд превратился в пару добрых эскадронов круглым счётом в полторы сотни сабель. При этом каждый боец вооружён трёхлинейкой или "Арисакой", у каждого наган и засапожный нож. Имелись в эскадроне и пулемёты. Целых два. Карачумышский ревком удалось хорошо потрясти, и теперь низкорослые чёрные лошадки тащили по шесть пудов припасов и продовольствия. От саней и подвод Новосёлов решил отказаться. Партизанское счастье переменчиво, а с большим гужевым обозом далеко не убежишь.
– Иван, – пустив кобылу в намёт, Новосёлов нагнал приятеля, – не серчай, я же тебе правду говорю. Что ж поделать, если она не всегда нам нравится?
– Ещё без причины шишковать будешь, точно в глаз получишь, – буркнул Вязилкин примирительно. – Не посмотрю, что командир.
– Как ты смотришь, друг Ваня, если мы прям сейчас двинем на Бийск? – не обижаясь на старого приятеля, вдруг спросил Новосёлов. – Говоришь, у тебя там тётка?
