В тот вечер старый кам отказался от такого предложения наотрез. Очень ему не хотелось вставать на пути народных мстителей. По прошествии пары дней его думы приобрели иное направление. Его вдруг осенило, что такая война с русскими чревата уничтожением всех алтай-кижи поголовно. Русские войска ушли не навсегда. Сегодня ушли, завтра придут. Ох, и плохо придётся тогда всем, кто ещё остался в горных долинах Ойротии.
Мысль Каначака перескочила на соседей. В улусе на реке Соузга жили несколько теленгитских семей рода Комдош. В основном женщины, дети и старики. Мужчины по большей части ушли в холодное царство Эрлика[96]. Кого Сатунинские бандиты расстреляли, кого большевики, но больше всего алтай-кижи погубил злой дух Яман-югуш[97]. Вот и в улусе Соузга взрослых мужчин осталось только трое. Поэтому Комдош рады новому соседу. Они слышали о его искусстве шамана, и в первый же день попросили немного камлать, чтобы призвать духов-помощников к борьбе с белыми чужеземцами.
Каначак сначала загорелся идеей свободного ойротского края, но как всегда, сразу ничего обещать не стал. Уже ночью до него дошло, что ничего хорошего из этого не выйдет. Если и дальше продолжать убивать русских, то рано или поздно большевики пришлют сюда столько солдат, что хватить два раза всех ойротов расстрелять.
Подумав ещё, Каначак решил, что надо ему призвать духов-помощников, чтобы прекратить кровопролитие. Едва взошло солнце, как шаман обул подбитые камусом лыжи и отправился в Улалу. За спиной у него висел его бубен – верный скакун по верхним и нижним мирам. В заплечном мешке болталась шапка с совиными перьями, пояс с железными идолами-духами, пучки трав и кореньев.
Уже вечером кам сидел в горнице Роговых, пил сладкий китайский чай и разговаривал с Иваном о событиях последнего времени. Что-то беспокоило его, и чем дальше, тем беспокойство становилось сильнее. Перед самым рассветом кам уже не мог сдерживать волнение. Он поднялся, бросил в печь горсть сухого арчына[98] и вышел во двор. Со стороны Соснового гребня предрассветную тьму будоражили какие-то огоньки.
Не принято у камов общаться с духами на рассвете. То ли духи любят утром соснуть подольше, то ли миры верхние и нижние закрываются на пересмену, но не камлают шаманы по утрам.
Каначак после бессонной ночи не очень понимал, что делает. Его руки сами подняли бубен и колотушку. Босые ноги сами вынесли его на середину утоптанного снега подворья. Как будто самопроизвольно, из груди старого кама вырвался гортанный нечеловеческий крик, напоминающий крик раненого изюбря. Колотушка прикоснулась к прогретой коже бубна.
– Бу-у-у-ум! – низкий звук поплыл над ещё погружённой в ночь долиной Улалушки. – Бум-ту-ду-ту – Бум-ту-ду-ту – Бум-ту-ду-ту… У-у-у-у-у-у…
Ритм учащался. Левая нога старого кама мерно вбивала пятку в снег, поворачивая тело вокруг оси. Поначалу плавные, движения становились всё резче. Крики, вырывавшиеся из груди, всё больше напоминали вопли потусторонних существ, порожденных не в мире людей. В них можно различить и рычание медведя, и вой волка, и хохот ворона, и даже что-то похожее на человеческий плач. Звон железных идолов на поясе и дребезжание бубенцов добавляют тревоги.
Постепенно скорость вращения шамана нарастает. Он уже не просто кружится вокруг собственной оси. Нет! Он носится подобно вихрю по всему подворью, истово колотя в бубен. Наконец он закружился с такой скоростью, что со стороны его можно принять за куст чертополоха, влекомого снежным вихрем. Из его глотки вырвался протяжный вопль, и старик упал, уронив голову на бубен, перекладину которого он всё ещё судорожно сжимал.
Иван вместе с женой, разбуженные утренним представлением, с удивлением и тревогой следили за происходящим. Им ещё ни разу в жизни не доводилось наблюдать камлание. Когда Каначак потерял сознание и упал, Иван осторожно поднял его и отнёс в избу.
…
(Улала)
Узнав, что эскадрон ВОХР и чекистов убрали из Улалы, Сыгыр решил разведать обстановку в самом большом селе Ойротии лично. Если повезёт, то было бы неплохо пополнить запас патронов, оружия и провианта. Да и товары из купеческих лабазов порадовали бы родные улусы. Сыгыр знал, что обыватели Улалы уже наслышаны о его подвигах и напуганы жестокостью его воинов, но не ждут их появления.
За один ночной переход отряд Сыгыра достиг Сосновой гривы. С гребня хорошо просматривалась долина Улалушки, а сразу за ней виднелись тёмные квадраты изб с тускло светящимися окнами. Масляные и керосиновые светильники не давали много света, лишь позволяли собраться, да позавтракать чем бог послал. Лёгкий ветер доносил из долины горький запах дыма.
– Акча, – позвал негромко Сыгыр племянника. – Посмотри внимательно.
– Да, акам, – Акча утомлён ночным переходом, но держался бодро. – Вижу, что нас здесь не ждут, а значит, удача будет на нашей стороне.
– Я сейчас о другом. – Зайсан пользовался случаем, чтобы научить будущего вождя боевому искусству. – Как лучше атаковать? Можешь сказать?
– Надо всем отрядом спуститься на лёд Улалы, галопом пронзить город до самого центра и поджечь самые большие дома и серкпе
