Анабасис во времени - [55]

Верный условиям договора, Клеарх запретил солдатам соваться в город и выставил вдоль парка дозорных. Гонимый желанием опровергнуть ехидные слова Дуриса-бео-тийца, сказанные о его непрофессионализме, Алек вознамерился захронолизировать древний город, но как ни пытался убедить дозорного пропустись его, все без толку. Он бездумно созерцал сваленное в кучу оружие, как вдруг на опушку, прогуливаясь, вышли Ксенофонт и Проксен. Едва они поравнялись с оружейной грудой, наперерез им ринулся дозорный, толкая перед собой насмерть перепуганного перса.

— Этот человек, Проксен, назвался посланцем Ариейя и хочет говорить с тобой, — рапортовал дозорный.

Проксен отпустил стражника и устремил взгляд на перса.

— Говори.

Тот выступил вперед.

— Арией велел предупредить, чтобы вы остерегались нападения воинов Тиссаферна, затаившихся в лесу. Еще он настоятельно просит выставить караул у моста через Тигр, ибо Тиссаферн планирует разрушить его этой ночью.

Проксен и Ксенофонт медлили с ответом. Внезапно Ксенофонт обратил на Алека темные глаза в мерцающих отблесках звезд.

— Что скажешь, пельтаст?

Стараясь скрыть изумление, Алек шагнул к молодым грекам. Одному из них суждено вскоре умереть, а второй впоследствии увековечит слова, которые сейчас услышит.

— Скажу, что послание весьма противоречиво, — начал Алек, переходя на аттический диалект, коим был задан вопрос. — Если персы нападут на нас, то бежав через мост, мы попадем прямиком в руки Тиссаферну. А значит, рушить мост нет смысла. Ежели мы одолеем врагов, им самим понадобится переправа.

Недолгое молчание нарушил Ксенофонт.

— Как твое имя, пельтаст?

— Александр-лакедемонянин.

Радужка афинянина вспыхнула звездными бликами.

— Окажи любезность и сопроводи нас в палатку Клеарха. Последнее слово все равно за ним.

В палатке уже собрались четверо: сам Клеарх, Агий, Менон и Сократ. С появлением Ксенофонта, Проксена, Алека и посланца число действующих лиц возросло до восьми. Среди них был еще один, видимый лишь Алеку. Существо в черной сутане звали Танатос. Сперва он таился за Клеар-хом, потом за Агием, Меноном, Сократом и наконец за Про-ксеном.

Ксенофонт приказал посланнику повторить сказанное у оружейного склада. Затем дал слово Алеку. Клеарх внимательно выслушал обоих и погрузился в мрачные думы, навеянные тридцатилетним опытом баталий. После чего изрек:

— Вряд ли в лесу есть засада. Думаю, Тиссаферн руками Ариейя пытается убедить нас не разрушать мост в надежде, что мы захотим воспрепятствовать их преступным намерениям, и защитим переправу. Уничтожив путь через реку, мы обезопасим себя Тигром с одной стороны и каналом с другой, а попутно обретем прекрасное убежище, изобилующее провизией. Уверен, Тиссаферн никогда не бывал в Греции, иначе бы он понял, что войско десяти тысяч не задержится в этом унылом краю ни на минуту сверх должного. А посему логично предположить, что угрозы мосту нет, но охрану выставим на случай возможной, но маловероятной диверсии.

Клеарх оказался прав: персы не предприняли попытки разрушить мост или напасть на греческий лагерь. После безмятежной ночи эллины переправились на тот берег, где к ним присоединились Тиссаферн, Оронт и Арией. Войска продолжили путь по пустыне Мидии, а десять дней спустя заночевали у ассирийской деревушки Аданти, родины матери Кира, Парисатиды. Глумясь над памятью Кира, Тиссаферн позволил грекам разграбить деревню.

IV. Поединок во времени

Уязвленный ехидным замечанием Дуриса-беотийца, Алек решил во что бы то ни стало захронолизировать грядущие события и с наступлением сумерек отправился с Па-сием в деревню. Гнала его туда не столько жажда сенсаций, сколько стремление отыскать дом для Сарайи.

Каждую ночь он просыпался в обозе старика Анития и долго лежал под звездным небом, не смыкая глаз. Тщетно Алек пытался разгадать причину бессонницы, но чувствовал — она как-то связана с ответственностью за Сарайи.

Вскоре у него созрел план: защитить какое-нибудь ассирийское семейство от греков-мародеров и тем самым заручиться его благодарностью. Судя по доносящимся из деревни воплям и крикам, от желающих поблагодарить отбоя не будет.

Крики и вопли стремительно нарастали. Чернильную мглу озаряли редкие факелы, в их тусклом свете бесчинствующие воины врывались в дома, вынося оттуда девушек, запасы ячменного вина и провизии — именно в такой последовательности.

Перепуганная крестьяночка промчалась мимо и скрылась в маленькой роще. Следом выскочил пьяный грек и закрутил головой. Подавив искушение треснуть его древком копья, Алек направил солдафона по ложному следу, но благородным жестом спасти беглянку не удалось. Едва солдат скрылся из виду, в рощу двинулся Пасий.

Снедаемый отвращением, Алек продолжил путь в одиночестве. По освещенной звездами улочке сновали неясные тени, в воздухе гремел грубый смех и отчаянные вопли. Узкая тропинка между домами вела на соседнюю улицу, где под уже знакомую какофонию творилось все то же самое. На третьей улице Алек заметил смутную фигуру, юркнувшую в дом напротив.

На первый взгляд одноэтажное жилище с плоской крышей ничем не отличалось от остальных, но в нем ощущалась атмосфера зажиточности, чуждая соседям. Дом словно говорил: «Да, Сарайи здесь будет счастлива».