Amor legendi, или Чудо русской литературы - [139]

.

Что понималось тогда под «поэтическим нигилизмом»?[1054] Жан Поль обозначал этим словосочетанием тот «дух времени» поэтической романтики, который отвергал подражание природе и предпочитал традиционному мимесису антиреалистические плоды фантазии. «Поэтический нигилист» не связан более ни с природой, ни с обществом, ни с религией, ни с историей. Как «презирающий реальность», он с большим усердием описывает ужасные сценарии потери Бога и лишенного смысла космоса, в котором вместо Абсолютного и Категоричного доминирует «чудовищное Ничто». Синонимами этого «Ничто» являются образы бездны, пустоты и пустыни. При описании подобных сцен «поэтический нигилист» испытывает эстетическое наслаждение, и ужас переходит в категорию прекрасного. Ставшая безудержной фантазия находит поэтическое наслаждение в аморальном и сатанинском. В своем элитарном субъективизме поэт сам возводит себя в боги. Нигилизм, понимаемый таким образом, определяется также как «самообожествление» и «химеризм». В качестве иллюстраций подобной литературы в то время назывались «Ночные бдения» Бонавентуры или – позднее – произведения «вырожденного байронизма».

Другие высказывания Жуковского о поэтическом нигилизме мне неизвестны. Однако следует признать, что Жуковский употребил слово «нигилист» за 10–15 лет до Надеждина. И несомненным источником его словоупотребления была «Приготовительная школа эстетики» Жан Поля.

III

То, что у Жуковского было записью едва ли не частного характера, стало официальным хрестоматийным знанием в 1830-е годы у С.П. Шевырева. В вышедшей в 1835 г. «Истории поэзии» и последовавшей за ней в 1836 г. «Теории поэзии» Шевырева уже было прямое обращение к Жан Полю, причем подробного анализа удостоилось и противопоставление «поэтических нигилистов» «поэтическим материалистам»[1055]. При этом Шевырев также приводил цитату, которая была отмечена Жуковским в «Приготовительной школе эстетики», чтобы вслед за Жан Полем классифицировать как «Unpoesie» (непоэтическое) и литературу, односторонне направленную на фантастическое (нигилистическую), и литературу, односторонне направленную на подражание природе (материалистическую). Как и Жан Поль, Шевырев утверждал, что настоящая литература может возникнуть только из синтеза этих двух крайностей[1056]. По его мнению, примеры этого можно найти в творчестве Гомера, Данте, Шекспира и, частично, Гёте.

IV

Публикации Н.И. Надеждина, в которых автор также обращается к понятию «нигилизм», хронологически расположены между выписками Жуковского и трудами Шевырева.

В 1830 г. Надеждин пишет диссертацию на латинском языке[1057] о происхождении и сущности романтической поэзии, которая явилась важным, но одновременно и провокационным вкладом в разгоревшуюся в то время в России дискуссию о романтизме. Однако еще в конце 1820-х годов он публикует в различных русских журналах работы по теме будущей диссертации. Общей основной идеей этих публикаций была решительная борьба против романтизма, понимаемого как «вырожденный байронизм», и его российских приверженцев. Широкий резонанс, вызванный этими публикациями, объяснялся не в последнюю очередь тем, что в них к вышеуказанным приверженцам причислялся и Пушкин, отдельные произведения которого подвергались особенно острой критике.

Надеждин считал, что произведения настоящего романтизма встречались, прежде всего, в позднем Средневековье и у Шекспира. Байрон же, хотя и безусловно «великий гений», вступил на путь губительных заблуждений: «Его мрачный сплин заразил всю настоящую поэзию и преобразил ее из улыбающейся Хариты в окаменяющую Медузу!»[1058]. Его русские последователи («эти рои ничтожных пигмеев») с их больной фантазией и погоней за эффектами сумели создать лишь хаотические картины ужаса, восхваляющие сумасшествие, преступление и «душегубство», считал Надеждин. Они были «выродками доброго вкуса», проповедовавшими «бездну пустоты», основанием которой служили «поэтический цинизм» и «сатанинский дух». Ими были попраны «истинное и доброе», а также «великая первохудожница-природа». Эта «эстетическая преисподняя» была создана Вольтером и Байроном в их apostasia religiosa (религиозном отступничестве), назначение которой – «возбуждение сатанинских ужасов и бесовских страхований». Изображение таких ужасов представляет для «новоромантической» поэзии «эстетическую занимательность» или «эстетическое удовольствие»[1059]. Надеждин завершает свою диссертацию следующим предложением: «Нашей родине следует особенно ревностно защищать себя от псевдоромантической заразы, что может быть достигнуто изучением классической древности»[1060].

Из указания на «классическую древность» отнюдь не следует, что истоки слова «нигилизм» нужно искать в античности. Очевидно, что нападки Надеждина на нео- или псевдоромантиков практически тождественны упрекам по отношению к «поэтическим нигилистам» в Германии. И следовательно, закономерно, что и в русском языке употребляются слова «ничто» и «нигилизм», а также соответствующие дериваты этих лексических полей. Как в диссертации, так и в первую очередь в публикациях Надеждина в «Вестнике Европы» обнаруживается большое количество таких примеров. Следует особо выделить в этом отношении сочинения «Сонмище нигилистов»