Американский психопат - [107]

– Парень отказался признать себя виновным? – с трепетом спрашиваю я.

– Точно, – кивает Кимболл.

– Интересный случай, – удается мне вымолвить.

– Парень, хотя и говорит, что невиновен, все равно считает себя инкой, птичьим богом или кем-то таким, – произносит Кимболл, черты его лица разглаживаются.

Мы оба громко смеемся.

– Нет, – наконец говорю я. – Пол был не таков. Он сбалансированно питался, и…

– Да, я знаю, и вся эта Йельская история, – устало договаривает Кимболл.

Следует долгая пауза – на мой взгляд, самая долгая из всех.

– Вы консультировались с медиумом? – спрашиваю я.

– Нет. – Он качает головой с таким видом, словно обдумывал эту возможность. – К чему?

– А в его квартире ничего не пропало? – спрашиваю я.

– В общем, нет, – отвечает он. – Отсутствуют туалетные принадлежности, костюм, несколько носильных вещей. Вот и все.

– Вы подозреваете, что дело нечисто?

– Не знаю, – говорит он. – Но, как я вам уже говорил, я не удивлюсь, если окажется, что он где-то скрывается.

– Я хотел спросить – никто не связывался с отделом по убийствам, да?

– Нет, пока нет. Как я говорил, мы не уверены, но… – С удрученным видом он замолкает. – В общем-то, никто ничего не слышал.

– Но это обычное дело, не правда ли? – спрашиваю я.

– Да, просто как-то странно, – соглашается он, растерянно глядя в окно. – Сегодня ты на виду, ходишь на работу, живой, а потом… – Кимболл останавливается, не сумев докончить предложение.

– Ничего, – вздыхаю я, кивая.

– Люди просто… исчезают, – произносит он.

– Земля разверзается и проглатывает их, – печально говорю я, глядя на свой Rolex.

– Жутко, – потягиваясь, зевает Кимболл. – Правда, жутко.

– Зловеще, – согласно киваю я.

– Все просто бессмысленно, – безнадежно вздыхает он.

Я молчу, не зная, что сказать, потом выдаю:

– Тщетность… с ней трудно смириться.

В моей голове нет никаких мыслей. В кабинете тишина. Чтобы нарушить ее, я указываю на книгу, которая лежит на столе, рядом с бутылкой «Сан-Пеллегрино», – «Искусство сделки» Дональда Трампа.

– Читали? – спрашиваю я Кимболла.

– Нет, – вздыхает он, потом вежливо осведомляется: – Хорошая?

– Очень хорошая, – отвечаю я, кивая.

– Послушайте, – он снова кивает, – я отнял у вас много времени.

Он убирает в карман «Мальборо».

– У меня все равно через двадцать минут обед с Клиффом Хакстейблом во «Временах года», – вру я, поднимаясь. – Мне тоже надо идти.

– «Времена года» – не далековато ли это от центра? – с озабоченным видом говорит он и тоже поднимается.

– О нет, – мямлю я. – Здесь тоже… есть один.

– Правда? – спрашивает он. – Я не знал.

– Да, – говорю я, провожая его до двери. – Очень хороший.

– Послушайте, – произносит он, разворачиваясь ко мне, – если вы что-нибудь вспомните, любая информация…

Я поднимаю руку.

– Разумеется. Я на сто процентов на вашей стороне, – торжественно провозглашаю я.

– Прекрасно, – довольно произносит этот слабак. – Благодарю за ваше… мм… время, мистер Бэйтмен.

Я провожаю его до двери, мои ноги подкашиваются, как у космонавта. Несмотря на внутреннюю пустоту, отсутствие чувств, я все же ощущаю – без самообмана, – что я чего-то достиг. Потом, уже совсем расслабившись, мы несколько минут говорим о бальзамах от порезов и ожогов и о пестрых рубашках. Разговор идет на удивление неторопливо, и это успокаивает. Вообще ничего не происходит, но когда Кимболл, улыбнувшись, дает мне свою визитку и уходит, то звук закрывающейся двери кажется мне писком миллиона насекомых, шкворчением килограммов жарящегося бекона, всеобъемлющей тишиной. После того как он покидает здание (по моей просьбе Джин связывается со службой безопасности и просит их за этим проследить), я звоню человеку, рекомендованному моим адвокатом, чтобы он проверил, не прослушиваются ли мои телефоны, и только после таблетки ксанакса я в состоянии встретиться со своим диетологом в дорогом престижном ресторане здоровой пищи под названием «Соевая кухня» в Трибеке. Сидя под лакированным чучелом согнутого дугой дельфина, висящим над тофу-баром, я в состоянии не поежившись обращаться к диетологу с вопросами вроде: «Ну хорошо, расскажите-ка мне все о пончиках». Через два часа, когда я уже в офисе, я узнаю, что телефоны не прослушиваются.

На этой же неделе, в пятницу вечером, я сталкиваюсь с Мередит Пауэлл в «Эреце». Она пришла с Броком Томпсоном, и, хотя мы говорим минут десять – в основном про то, почему никто из нас не поехал в Хэмптоны, – Брок не сводит с меня глаз, а она ни разу не упоминает Пола Оуэна. Я мучительно долго ужинаю с новой знакомой, Жанетт. Ресторан только открылся и лезет из кожи вон, ужин тянется невыносимо медленно. Порции скудные. Раздражение мое растет. После этого я хочу обойтись без «М.К.», хотя Жанетт и ноет, что хочет танцевать. Я устал, и мне нужен отдых. В своей квартире я лежу в постели, слишком расстроенный, чтобы трахнуть Жанетт, поэтому она уходит, после чего я смотрю запись утреннего «Шоу Патти Винтерс», посвященного лучшим ресторанам на Ближнем Востоке, а потом беру телефонную трубку и неохотно, с сомнениями, набираю номер Эвелин.

Лето

Бóльшую часть лета я провожу в ступоре, сидя то в офисе, то в новых ресторанах, то в своей квартире, просматривая видеокассеты, или в такси, или в только что открывшихся ночных клубах, кинотеатрах, в своей квартире в Хеллс-Китчен. Этим летом было четыре крупные авиакатастрофы, почти все они засняты на видео – как будто события планировались, и их бесконечно показывали по телевизору. Самолеты взрывались в замедленной съемке, за ними следовали бесчисленные кадры обломков и редкие кадры обгоревшего кровавого месива, спасатели со слезами на глазах раскапывали куски человеческих тел. Я начал пользоваться мужским дезодорантом Oscar de la Renta, и от него у меня пошла легкая сыпь. Под большие фанфары был выпущен фильм о маленькой говорящей мушке, он собрал более двухсот миллионов долларов. У «Метс» дела шли хреново. В августе бродяги и бездомные как будто размножились, так что на улицах несчастные, убогие и престарелые выстраивались рядами. Я ловил себя на том, что летом за многочисленными ужинами в новых ресторанах, перед тем как пригласить многочисленных знакомых на «Отверженных», я слишком часто спрашивал, видел ли кто-нибудь по каналу «Эйч-би-о» фильм «Орудие убийства», и все за столиком в молчании смотрели на меня, а потом я вежливо покашливал и делал официанту знак принести счет или заказывал шербет, а если это было в начале ужина, то еще одну бутылку «Сан-Пеллегрино», а потом снова спрашивал знакомых: «Нет, не видели?» – и заверял их: «Очень хорошее кино». Моя платиновая карточка American Express распахала через такое количество кокаина, что саморазрушилась, переломилась пополам за одним из ужинов, когда я пригласил двух партнеров по бизнесу в «Молодой и Энергичный» – это новый ресторан Пабло Лестера, но в бумажнике из газелевой кожи хватило наличных, чтобы расплатиться. В «Шоу Патти Винтерс» показывали одни повторы. Жизнь превратилась в блеклую тряпку, в банальность, в мыльную оперу. Я был на грани безумия. Ночная жажда крови захватывала меня и днем, так что я был вынужден покинуть город. Маска здравомыслия угрожала в любой момент соскользнуть. Для меня это был мертвый сезон. Мне нужен был отпуск. Мне надо было съездить в Хэмптоны.