Американский психопат - [103]

Она кидает на меня печальный, недоумевающий взгляд:

– Что случилось?

– Мне надо вернуть видеокассеты, – торопливо объясняю я.

Помолчав, она говорит:

– Сейчас? Но ведь уже… – она смотрит на свои часы, – почти полночь.

– Ну да, – говорю я гораздо отрешеннее.

– Ну тогда… спокойной ночи, – произносит она.

Какие книги читает Джин? Заголовки проносятся у меня в голове: «Как влюбить в себя мужчину», «Как сохранить его любовь навечно», «Венец – делу конец», «Как выйти замуж за год», «Сикофант». В кармане пальто я тереблю пачку презервативов в футляре из страусиной кожи, купленных на прошлой неделе в Luc Benoit.

Но нет. Нет.

После неловкого рукопожатия она, не отпуская мою руку, спрашивает:

– Это правда? У тебя нет кабельного?

И хотя вечер был совершенно неромантическим, она обнимает меня, и на этот раз от нее исходит тепло, с которым я незнаком. Я привык воображать, что все происходит как в кино, что события как-то укладываются в рамки сюжета, что сейчас я почти слышу, как играет оркестр, почти вижу, как медленно плывет вокруг нас камера, как над головой у нас в замедленной съемке вспыхивает салют, как ее семидесятимиллиметровые губы шепчут мне: «Я хочу тебя», со звуком Dolby Surround. Но я обнимаю ее холодно и понимаю – сначала смутно, а потом все с большей ясностью, – что буря, которая бушевала внутри меня, утихла и что Джин целует меня в губы. Это возвращает меня к реальности, и я легонько ее отталкиваю. Она со страхом смотрит на меня.

– Слушай, мне надо идти, – говорю я, глядя на свой Rolex. – Я не хочу пропустить… «Дурацкие выходки наших питомцев».

– Хорошо, – произносит она, успокаиваясь. – Пока.

– Спокойной ночи, – говорю я.

Мы устремляемся в противоположные стороны, но неожиданно она что-то выкрикивает.

Я оборачиваюсь.

– Не забудь, что у тебя завтрак с Фредериком Бенне и Чарльзом Рустом в «Двадцать один», – говорит она из двери, которую держит для нее открытой швейцар.

– Спасибо, – кричу я, маша рукой. – У меня полностью вылетело из головы.

Помахав в ответ, она исчезает в вестибюле.

Потом я иду к Парк-авеню, чтобы поймать там такси, и прохожу мимо бездомного бродяги – представителя генетического низшего класса. Пока он тихо клянчит мелочь, хоть «что-нибудь», я замечаю рядом с ним, на ступенях церкви, где он сидит, пакет из книжного магазина Barnes & Noble и не могу вслух не рассмеяться: «Ого, так ты читаешь», – а потом, на заднем сиденье такси, по дороге домой через город, представляю, как мы с Джин прохладным весенним утром бежим по Центральному парку, взявшись за руки и смеясь. Мы покупаем воздушные шарики и отпускаем их в небо.

Детектив

Май перетекает в июнь, перетекающий в июль, подкрадывающийся к августу. Из-за жары последние четыре ночи подряд меня преследовали сны о вивисекции, а сейчас я ничем не занят, прозябаю у себя в кабинете с тошнотворной головной болью, слушаю плеер с приятным диском Кенни Джи, но комнату заливает яркий полуденный свет, он пронизывает мой череп, заставляя похмелье пульсировать в голове, – и поэтому сегодня утром тренировки не было. Слушая музыку, я замечаю, что мигает вторая лампочка на телефоне, а это означает, что ко мне рвется Джин. Вздохнув, я осторожно снимаю наушники.

– В чем дело? – монотонно спрашиваю я.

– Мм, Патрик? – начинает она.

– Да-а-а, Джи-ин? – снисходительно тяну я.

– Патрик, мистер Дональд Кимболл хочет встретиться с тобой, – нервно произносит она.

– Кто такой? – рассеянно огрызаюсь я.

Она издает тихий беспокойный вздох и понижает голос:

– Детектив Дональд Кимболл.

Я медлю, глядя в окно на небо, потом на свой монитор, на безголовую девушку, которую я рисовал на обложке свежего номера «Sports Illustrated», раз-другой провожу рукой по глянцевой поверхности, потом отрываю обложку и комкаю ее. Наконец я заговариваю:

– Скажи ему… – Потом, обдумав все свои возможности, замолкаю и начинаю снова: – Скажи ему, что я обедаю.

Джин молчит, потом шепчет:

– Патрик… я думаю, он знает, что ты здесь. – Я долго молчу, тогда она добавляет, по-прежнему приглушенно: – Сейчас только пол-одиннадцатого.

Я вздыхаю, опять молчу, потом, сдерживая панику, говорю:

– Ну впусти его.

Я встаю, подхожу к зеркалу Jodi, висящему рядом с картиной Джорджа Стаббса, и проверяю прическу, приглаживаю волосы роговым гребешком, потом хладнокровно беру телефонную трубку и, готовя себя к трудной сцене, притворяюсь, что говорю с Джоном Акерсом. Четко говорить в телефон я начинаю до того, как детектив входит в мой кабинет.

– Итак, Джон… – Я откашливаюсь. – Тебе следует носить одежду, соответствующую твоему телосложению, – говорю я в пустоту. – Что касается рубашек в широкую полоску, дружище, то тут есть определенные «можно» и «нельзя». Рубашка в широкую полоску требует, чтобы костюм и галстук были либо однотонными, либо с очень сдержанным узором…

Дверь в кабинет открывается, и я жестом приглашаю войти детектива. Он на удивление молод, может, даже моего возраста. На нем льняной костюм от Armani, похожий на мой, но выглядит немного небрежно, и это круто, что меня беспокоит. Я обнадеживающе улыбаюсь ему.

– А рубашка с более высоким номером ткани означает, что она более ноская, чем… Да, я знаю… Но чтобы определить это, тебе нужно внимательно изучить