Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [55]

Этот город я вспоминаю с большой печалью, поскольку там находился лагерь для военнопленных, где держали пленных немцев и австрийцев. В то время я считал, что обращение с этими людьми было позором для современной цивилизации, поскольку русские не могли нормально кормить их, но не отпускали на свободу. Там была молодая шведская женщина, которая жила в городе и посвящала все свое время и силы, чтобы помогать пленным сводить концы с концами.

В Красноярске я узнал кое-что о генерале Розанове, с которым мне приходилось иметь дело во Владивостоке.

Он был тем самым человеком, который 27 марта 1919 года издал для своих войск следующие предписания:

«Занимая деревни, которые до этого находились в руках бандитов (партизан), требовать выдачи их главарей, а там, где вам не удастся их схватить при наличии достаточных доказательств, что главари находятся в деревне, расстреливать одного из каждых десяти жителей.

Если при прохождении частей через город население, имея такую возможность, не сообщит им о присутствии неприятеля, со всех жителей требовать выплаты большого денежного штрафа.

Деревни, где жители оказывают нашим войскам вооруженное сопротивление, должны быть сожжены дотла. Мужчин следует расстрелять, домашнее имущество, повозки и прочее забрать в пользу армии».

Мы узнали, что Розанов брал заложников и за каждого убитого из числа своих сторонников расстреливал десять человек. Про свои методы, используемые в Красноярске, он говорил, что контролирует положение мягкими мерами, и при этом заявлял, что когда войдет во Владивосток, то разберется с ситуацией без лишнего политеса, который демонстрировал в отношении жителей Красноярска.

Так действовали сторонники Колчака, находившиеся под защитой военных сил союзников.

Генерал Нокс заявил майору Слотеру, что адмирал Колчак хочет послать во Владивосток какого-нибудь человека, чью кандидатуру я бы одобрил, и предположил, что это может быть Розанов, поскольку он «славный малый». Я сказал майору Слотеру, что мне все равно, кто это будет, единственное, что меня интересует, чтобы этот человек соблюдал нормы, присущие цивилизованным нациям.

Однако Розанов доказал, что он третий среди самых ужасных личностей, которых мне довелось узнать в Сибири, хотя он все же не опускался до уровня Семенова и Калмыкова.

Город Томск находится в 100 километрах от главной ветки Транссибирской железной дороги и отделен от нее таежными лесами. Мне особенно понравилось красивое расположение Томска. Его называют культурной столицей Сибири, поскольку там находится очень известный университет с весьма впечатляющими зданиями, но, к сожалению, на тот момент совершенно необорудованными. Местный губернатор, назначенный Колчаком, встретил нас очень любезно, но, когда мистер Моррис спросил его, что думает население по поводу правительства Колчака, его ответ свелся к тому, что люди не доверяют его окружению.

Во время этой поездки мы с мистером Моррисом лично и через переводчиков собирали информацию об отношении народа к правительству Колчака.

В тот день, когда мы уезжали из Томска, или на следующий день мистер Моррис сказал мне: «Нас с вами часто критикуют за отношение к режиму Колчака. Нам твердят, что мы смотрим на все с Дальнего Востока, и если бы приехали на запад, то после Иркутска увидели бы совершенно другую ситуацию. Однако, расспрашивая людей лично и через переводчиков, мы не встретили ни одного человека, который сказал бы хоть одно доброе слово о режиме Колчака».

В то время мы с мистером Моррисом работали слаженно. Я чувствовал, что он очень помогает мне и что он видит положение дел в Сибири точно так же, как я.

Прямо перед тем, как мы приехали в Омск, или сразу по приезде мистер Моррис получил телеграмму. Прочитав ее, он сказал: «А теперь, генерал, нам придется поддерживать Колчака».

Я ответил, что не получал от военного министерства предписаний поддерживать Колчака. На что он с некоторой, как мне показалось, резкостью возразил: «Этот вопрос находится в ведении Государственного департамента, а не военного министерства».

Я ответил: «Но я не нахожусь в ведении Государственного департамента».

Я понимал, что мистер Моррис был абсолютно честен и беспристрастен в отношении той ситуации, которая перед ним предстала, но его слова ясно указывали, что он получил сообщение, из которого следовало, что Государственный департамент намеревается или уже поддерживает Колчака. Меня пугало, что это может по меньшей мере испортить сердечную атмосферу нашей совместной работы. К тому времени стало почти невозможно найти в Сибири человека, сохранявшего нейтралитет, и я очень ценил сочувствие мистера Морриса к моим усилиям по сохранению нейтралитета в ситуации, когда это стоило таких трудов. Генеральный консул Харрис и консул Макговэн были известны как самые решительные сторонники Колчака. Так же вел себя и американский Красный Крест, однако другие представители Соединенных Штатов, насколько я могу судить, старались соблюдать нейтралитет, и я чувствовал искреннюю поддержку со стороны всех представителей Соединенных Штатов за исключением вышеупомянутых.