Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [37]

30 января я, в числе прочего, телеграфировал военному министерству:

«27 января из Екатеринбурга от майора Слотера получено следующее донесение: «Власть большевиков здесь растет. Служба шпионажа сообщает, что любая русская армия обречена на развал. Приказ мобилизовать пять новых возрастов равносилен созданию армии для большевиков. Новая мобилизация – это самое худшее, что можно сделать».

Это сообщение пришло из Западной Сибири, находящейся от меня в 6 километрах, и то же самое я сообщал о положении в Восточной Сибири. И о таких сообщениях генеральный консул Харрис писал, что «армия играет в политику».

30 декабря 1918 года капитан Скайлер телеграфировал мне из Омска: «Только что в Омск прибыли девять новых офицеров японского штаба. Они пытаются сформировать в России японскую партию. Особенно они активны среди армейских офицеров и имеют определенный успех. Они обещают все, что угодно, независимо от того, могут это выполнить или нет, и указывают на отсутствие реальной помощи со стороны союзников, несмотря на их посулы».

Этот ход Япония сделала, чтобы окончательно и бесповоротно определить, как быть с адмиралом Колчаком. Если бы ей удалось удачно договориться с ним, японцы смогли бы распространить свое влияние дальше на запад от Байкала.

Контролируя Семенова в Чите, Калмыкова в Хабаровске и, как полагали союзники, имея превосходящие силы по сравнению с Ивановым-Риновым во Владивостоке, они контролировали практически всю Восточную Сибирь. Если бы они заключили соглашение о сотрудничестве с Колчаком, то смогли бы уменьшить, по крайней мере до определенной степени, трения между ними с одной стороны и англичанами и французами с другой. Эти трения возникли с момента захвата власти адмиралом Колчаком.

Англия, Франция и Япония по-прежнему были единодушны в том, что касалось большевизма, но Англия и Франция считали, что смогут с большей степенью вероятности достичь своих целей, с равным упорством борясь с угрозой большевизма во всех регионах Сибири и используя Колчака как инструмент его уничтожения. Япония потратила большие деньги в Восточной Сибири и считала своей главной целью уничтожение большевизма именно здесь. В то же время она старалась занять такую позицию, чтобы получить выгоду в любой ситуации, которая могла возникнуть. Но к западу от озера Байкал большевизм интересовал ее лишь во вторую очередь по сравнению с Восточной Сибирью.

В доказательство успеха, которого достигли девять японских офицеров в своей попытке создать в России японскую партию, 31 января 1919 года я получил следующую телеграмму из Омска от капитана Скайлера: «Вчера ночью здесь произошел маленький реакционный мятеж против либерализма Колчака, который не нравится многим офицерам. В ресторане они устроили демонстрацию против союзников, произнося тосты за Японию – единственного друга России. Это укрепило позиции японцев, к которым относились с подозрением после того, что они сделали в прошлом декабре».

Что означала такая очевидная перемена отношения русских офицеров к японцам? Она означала, что в то время, когда офицеры японского штаба обещали русским офицерам все что угодно, те не только были готовы принять помощь из любого источника, но и были очень благодарны за эту помощь. И если посмотреть на ситуацию с их точки зрения, офицеров трудно за это винить. Они оказались загнаны в угол, и их главная цель состояла в том, чтобы установить в России такую власть, которая вернет им положение, занимаемое ими до войны, на что они никак не могли надеяться, если бы у власти остались Советы. В то время как, сражаясь против большевизма вместе с японцами, они могли достичь своей главной цели.

Несмотря на определенный осадок, оставшийся у офицерского сословия в отношении японцев после Русско-японской войны, положение русских было таково, что они с радостью приняли помощь от Японии. Чем больше давали им японцы, тем больше они хвалили Японию и японцев. Очевидно, что такого очевидного дружелюбия невозможно было бы добиться без денежных вливаний и военной помощи.

Через четыре года после того, как я уехал из Сибири, военный атташе в Токио прислал мне сообщение о речи, произнесенной в японском парламенте, в которой докладчик сказал, что сибирская авантюра стоила Японии порядка девятисот миллионов иен. Естественно возникает вопрос, почему Япония вложила все эти деньги в сибирскую интервенцию? Трудно поверить, что ее цели были исключительно альтруистическими. У меня нет какой-то определенной информации об ее реальных намерениях, и я не знаю, получу ли когда-нибудь такую информацию.

Иллюстрацией того, какие этические принципы исповедовали русские приверженцы царизма в вопросах получения денег, приведу следующее. Полковник Корф – русский офицер, отвечавший за связь с американской штаб-квартирой, сказал офицеру связи американской разведки полковнику Эйхельбергеру, что генерал Иванов-Ринов и генерал Романовский обладают достаточной властью, чтобы прекратить критику в мой адрес, в адрес всех американцев, а также американской политики. И если я добьюсь, чтобы Соединенные Штаты выплачивали русской армии двадцать тысяч долларов ежемесячно, критика прекратится в течение двух месяцев. И тут же он сообщил полковнику Эйхельбергеру, что генерал-лейтенант Крестачинский сегодня до шести вечера будет находиться в своем железнодорожном вагоне на вокзале и я мог бы воспользоваться этим, чтобы встретиться с ним.