Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [39]

Сторонники Колчака, включая Семенова и Калмыкова, которые на словах заявляли, что тоже поддерживают его, группировались вдоль Уссурийской, Китайско-Восточной и Транссибирской железных дорог. Они не могли бы существовать в удалении от железных дорог. По моему мнению, за время моего пребывания в Восточной Сибири Колчак никогда не пользовался достаточной поддержкой народа, и, если бы он лишился поддержки союзников, его сторонники разбежались бы в течение месяца.

Судя по щедрой материальной и финансовой поддержке, которую оказывала Япония реакционным правителям Восточной Сибири, а также по тем энергичным усилиям, с которыми она и ее платные русские агенты сеяли там террор, я всегда считал и считаю, что японцы постоянно ждали и искали какого-то случая, какого-то события, которое могло бы дать им повод приказать Семенову объявить Восточную Сибирь независимой от остальной России. Это могло быть представлено как необходимый шаг в борьбе с большевизмом.

Японские и казачьи командиры все время пытались приписать свои проблемы присутствию солдат Соединенных Штатов и тому, что каждый раз, когда кто-то из них обращался ко мне с предложением использовать американские войска, я отвечал, что наши силы не будут принимать участия во внутренних конфликтах и не станут защищать ни одну из сторон. Японцы и их казачьи марионетки надеялись создать для Соединенных Штатов такую ситуацию, когда мы были бы атакованы большевиками, и тогда мне пришлось бы встать на их сторону. Это избавило бы их от массы проблем.

25 февраля 1919 года я, в числе прочего, телеграфировал в Вашингтон следующее: «Генерал Романовский, представляющий Колчака, проинформировал меня вчера о том, что в настоящее время русский народ четко разделился на две партии, и тот, кто не с ними, тот против них; что они вынуждены бороться за свое существование и предлагают мне независимо от союзников предпринять такие шаги против их врагов в Восточной Сибири, которые они считают необходимыми».

Такая характеристика ситуации соответствовала действительности. В тот же самый день представитель земства сообщил мне: «Средний класс настроен резко против вновь сформированных русских войск, поскольку они плохо обращаются с людьми и избивают их. Это неприятие может распространиться и на союзников, поскольку люди считают, что такое положение не могло бы существовать, если бы в Сибири не было союзных войск».

Сам я считал, что никто не может интерпретировать данные мне предписания иначе, чем их интерпретировал я, хотя мне было известно, что отношение нашего генерального консула в Сибири господина Харриса к моему поведению никак нельзя назвать одобрительным. И еще, хотя я не знал этого наверняка, как в случае с мистером Харрисом, я чувствовал, что русский отдел Государственного департамента мне не симпатизирует. У меня была причина полагать, что мистер Моррис, который был тогда американским послом в Японии и занимался в Государственном департаменте русским вопросом на Дальнем Востоке, искренне одобряет мою позицию в Сибири.

С целью избежать недопонимания я телеграфировал в военное министерство: «Атмосфера становится все более напряженной, поскольку каждая фракция заявляет, что если вы не с ними, то вы против них. Японцы начали кампанию по подавлению восстания в Амурской области, и мой отказ разрешить использование американских войск в столкновениях между различными русскими группировками позволил партии реакционеров объявить американцев большевиками. Это же позволило другой стороне заявить, что мы потворствуем реакционерам, поскольку наше присутствие позволяет реакционерам творить бесчинства в отношении людей, чего они не могли бы делать, если бы здесь не было союзных войск. Никто не сомневается в справедливости последнего утверждения. Япония и Соединенные Штаты находятся в Сибири с одной и той же провозглашенной целью, но в отношении участия во внутренних конфликтах действуют прямо противоположным образом. В связи с этим мне кажется разумным спросить, является ли моя линия поведения, состоящая в том, чтобы считать проблему с большевиками в Сибири исключительно внутренним делом, в котором я не должен принимать участия, той политикой, которой ждет от меня министерство».

28 марта я получил от начальника штаба генерала Марча следующий ответ: «Задержка с ответом на вашу телеграмму вызвана тем, что Государственный департамент переслал ее полный текст президенту, чтобы получить от него соответствующие инструкции, которые не были получены до настоящего времени. Ваши действия, как они описаны в телеграмме, соответствуют первоначальным предписаниям и полностью одобряются. Вы должны руководствоваться этими предписаниями до тех пор, пока президент их не изменит».

После этого я с удвоенной силой почувствовал уверенность в том, что правильно понимаю желания высшего вашингтонского руководства, независимо от попыток их подчиненных реализовать собственные представления о том, что Соединенные Штаты должны делать в Сибири.

В дополнение к этой телеграмме я получил личное письмо от генерала Марча, которое я привожу здесь, не спрашивая его согласия, дабы не поставить его в неловкое положение. Это короткое заявление бросает луч света на представления генерала Марча о долге, который некоторым в Соединенных Штатах следовало бы понимать лучше. В этом знаменательном и ободряющем письме читаем: «Сохраняйте твердость духа. Я всегда буду на вашей стороне».