Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [32]

Второе. После того как их отпустят, им будет предоставлена определенная защита от преследования со стороны Калмыкова и его людей по обвинению в дезертирстве, неповиновении, бунте или на основании других подобных обвинений.

Третье. До тех пор пока они находятся под контролем американских войск, любой из этих солдат может быть передан местным гражданским властям на основании судебного решения по обвинению в убийстве или других преступлениях, нарушающих российские законы, при условии, что такое решение принято на основании неопровержимых доказательств, подтверждающих виновность этого человека.

Четвертое. Эти меры являются всего лишь разумной защитой с целью предотвратить жестокое истребление людей и обеспечить охрану наших собственных солдат и имущества».

После этого японцы предложили, чтобы дезертиров поместили под охрану, осуществляемую совместно американцами и японцами, что, конечно, не было принято американцами.

Тогда командующий японскими силами в Хабаровске направил полковнику Стайеру меморандум следующего содержания:

«Первое. С какой целью и на каком основании ваша часть приняла вооруженных солдат, дезертировавших из части атамана Калмыкова?

Второе. Дезертирство, о котором идет речь и в результате которого вы приняли солдат, представляет собой внутреннее происшествие в части Калмыкова и является всего лишь вопросом воинской дисциплины. В таком случае речь идет о вмешательстве во внутренние дела части Калмыкова. Каково ваше мнение по этому поводу?

Третье. Каково ваше мнение в отношении дальнейшей судьбы русских солдат, которых вы приняли в расположении своей части?»

Японцы, по-видимому, решили вмешаться в этот вопрос, и нам было известно, насколько что-нибудь может быть известно без документального подтверждения, что Япония оплачивает, экипирует и контролирует эту банду убийц. Полковник Стайер отправил во Владивосток телеграмму, изложив суть запроса японского командующего. Я известил его, что все вопросы будут решаться во Владивостоке, и приказал без моего разрешения не отпускать никого из пленных.

Вскоре после этого ко мне из японской штаб-квартиры явился полковник японского Генерального штаба и, сообщив, что начальник японского штаба болен, сказал, что он приехал просить меня вернуть пленных Калмыкову. Я ответил, что этого никогда не будет. Тогда он попросил меня передать их японцам, которые все уладят. Я ответил, что считаю его предложение граничащим с оскорблением и что не намерен спрашивать у японцев, одобряют они мои действия или нет, и что на этом наша встреча закончена. Он ответил, что генерал Инагаки приедет ко мне обсудить этот вопрос, но я сказал, что больше не стану обсуждать это ни с каким представителем Японии.

Через несколько дней ко мне приехал начальник японского Генерального штаба генерал Инагаки, который извинился за поведение штабного полковника. Он сказал, что предложение полковника было непростительным, что японский штаб не одобряет его действий и генерал надеется, что я не стану придавать инциденту большого значения. Я ответил, что рад узнать о неодобрении японским штабом действий полковника и, на мой взгляд, мы можем считать эту тему закрытой.

4 февраля 1919 года полковник Стайер телеграфировал: «В войске Калмыкова нет ничего похожего на дисциплину. Правление Калмыкова на территории от Никольска до Имани – это позор для союзников, которые его поддерживают, пусть даже только своим присутствием. Своей властью над жизнью и смертью людей он пользуется без разбора, создавая атмосферу террора, в которой ни солдат, ни гражданский не могут быть спокойны за свою жизнь. Мне пришлось ограничить наших людей территорией гарнизона, чтобы избежать возможных проблем со стороны недисциплинированных людей, оставшихся у Калмыкова. Казаки, имеющие офицерский чин, расквартированы в здании японской штаб-квартиры».

Вопрос о том, что делать с дезертирами, осложнялся тем фактом, что во время бунта один из казаков был ранен и позднее умер от ран. Существовала вероятность, что его убийца находится среди людей, оказавшихся под защитой Соединенных Штатов. Полковник Стайер очень беспокоился относительно того, как бы поскорее отделаться от них, и снова предложил передать их русским офицерам, которых назначит генерал Иванов-Ринов[7].

Я ответил: «Сложность осуществить ваше предложение заключается в том, что мы не признаем никакой русской армии и, следовательно, не признаем Калмыкова. И хотя я согласен с вами, что мы не хотим защищать убийцу, я не уверен, можно ли разрешить русским, которых назначит Иванов-Ринов, провести необходимое расследование для выявления убийцы среди людей, которых вы удерживаете. Тем не менее вам следует самому, по мере возможности, провести такое расследование, чтобы определить, нет ли убийцы среди находящихся у вас людей. Мы не можем передать этих людей кому бы то ни было, если только они сами об этом не попросят. Мое видение ситуации заключается в том, что вы просто разоружили группу людей, чтобы предотвратить кровопролитие. Эти люди могут быть отпущены как по отдельности, так и группой, как только они захотят уйти».